светлые джинсы, футболка и клетчатая рубашка нараспашку, и он явно чувствовал себя здесь как в своей тарелке.

— И тебе здравствуй, — морщится. — Я тоже рад тебя видеть.

— Аля, ну где твои манеры? — неодобрительно вскидывается ба, переворачивая на сковороде очередной блин.

Её вопрос пропускаю мимо ушей, потому что этот Гусь тут всего каких-то несколько минут, а она его уже защищает!

— Там же, где и его, видимо, — огрызаюсь. — Зачем ты сюда приехал?

— Сказать, что ты ведёшь себя, как ребёнок, — охотно делится. — Не думал, что ты такая трусиха, знаешь?

— Сам ты… Ты только что сказал мне то, что хотел, значит, у тебя больше нет причин здесь оставаться. И где ты взял этот танк, который даже на обочине не помещается?

— Я знал, что он тебе понравится, — фыркает. — Та часть моей жизни, о которой ты в курсе — лишь маааленькая вершина айсберга. Но, вообще-то, есть ещё одна причина, по которой я здесь.

— Ну, так говори, в чём дело, и возвращайся туда, откуда приехал, — приваливаюсь к косяку, приняв воинственный вид.

Что ещё задумал этот напыщенный индюк?

— Видишь ли, я обещал бабушке, что привезу тебя обратно, и собираюсь сдержать обещание.

Ой ли?

— Наплевать, веришь? Я отпросилась у Валентины Игнатьевны на неделю, а прошло ещё только чуть больше суток, так что извини, но тебе своё обещание придётся нарушить.

— Думаю, ты знаешь, что такого со мной прежде не случалось — чтобы я слово не сдержал.

— Ну, люди до старости учатся чему-то новому, так что и тебе ещё не поздно, — ехидно улыбаюсь.

Его глаза как-то угрожающе блестят, когда он прищуривается, и я поворачиваюсь к бабушке в поисках поддержки, а она… подставляет меня самым бессовестным образом.

— Что ты на меня так смотришь? Нечего торчать тут так долго, у тебя, вообще-то, есть учёба и обязанности. Я ещё не настолько разваливаюсь, чтобы не прожить без тебя до твоего нормального официального отпуска.

Возвращаю взгляд обратно к барину, который победоносно задирает нос — и чего, спрашивается, ухмыляется? — и потирает руки, будто только что в рулетку выиграл.

— Мне нужно собрать вещи, — бесцветным голосом роняю, прикидывая, сумею ли бесшумно вскрыть в спальне окно, которое не открывали со времён царя Гороха.

— Они уже собраны и лежат в багажнике, — отбирает Стас последнюю надежу.

Да когда они сговориться-то успели? Меня не было от силы полчаса!

— По идее, ты должна быть на моей стороне, — прищуриваюсь в сторону бабушки.

— А я и так на твоей, — усмехается в ответ. — Поэтому и собрала твои вещи. Я знаю тебя. Ты из тех, кто никогда не сдаётся. В прошлом, если у тебя что-то не получалось с первого раза, ты пробовала снова и снова — до тех пор, пока не добивалась успеха. А здесь вдруг сбежала, оставив проблемы за спиной и понадеявшись, что они рассосутся сами собой. Но так не бывает, детка. Ты должна была двинуть ему в челюсть, если он тебя оскорбил, ответить «нет», если не согласна с его предложением или «да» — если согласна. Но вы разворошили гнездо и пустили всё на самотёк, отказавшись от ответственности. Я ни в коем случае не оправдываю вас, молодой человек, — тычет в сторону Стаса ножом, — после такого вы производите не лучшее впечатление. У вас ведь уже есть невеста, зачем вам моя Алина? Она послушнее? Удобнее? Если так, то это не повод для предложения — это просто эгоистичный поступок.

Вау. Она просто взяла и сказала всё то, о чём я сама думала — ну, почти. Я чувствовала злость на Стаса за то, что он нарушил спокойное течение моей жизни, и злилась на себя за то, что дала слабину, хотя прежде со мной такого не случалось. Нужно просто убедиться, что всё будет как раньше, и тогда моя жизнь вернётся в прежнее русло. Ну а пока… Я доучусь, получу диплом и буду параллельно искать новую работу.

— Согласен, я дал маху, — с усмешкой поддакивает барин.

Ему что, всё в этой жизни кажется смешным?

— Хорошо, что ты это понимаешь. А теперь перекусите свежими блинчиками и возвращайтесь. Оба.

Аппетит у меня пропал также легко, как и появился с утра, но я всё равно сажусь за стол, чтобы не расстраивать бабушку. Минут пять мы в тишине хомячим блины — точнее, хомячу я, а Гусь копается в телефоне, так и не притронувшись к блинам.

— Что, деревенская еда не для городских богатеев? — интересуюсь, пристёгивая ремень безопасности в машине через некоторое время.

Он вздыхает, будто я сморозила очередную глупость, и заводит машину.

— Я же пил козье молоко, так что твоё обвинение не обосновано.

— Зачем ты приехал?

— Я ведь уже сказал тебе — я пообещал бабушке привезти тебя.

— Это я слышала. Зачем на самом деле?

— Что, официальная версия не устраивает?

— Не особенно. Не доверяю людям, которые за два месяца до свадьбы начинают искать вариант попрактичнее.

— Это что, так плохо? — спрашивает, следя за дорогой.

— Может, и нет, но не в вашем случае. Конечно, Инга не подарок, но у тебя ведь с самого начала были мозги. Значит, ты и два года назад знал, какой она человек, и должен был понимать, что твоя жизнь точно не будет похожа на сказку, в которой жена открывает рот только тогда, когда это нужно тебе.

— Ты злишься не поэтому.

Да неужели!

— А ты у нас теперь провидец?

— Нет, но я знаю, что тебя не могут напрягать мои отношения с Ингой. Значит, дело в чём-то ещё.

Отворачиваюсь к окну, чтобы не наговорить лишнего, но надолго меня не хватает.

— Ну, возможно, я не нарочно сравниваю тебя со… своим бывшим.

— Ты даже не представляешь, насколько детское у тебя поведение для твоего возраста! — смеётся.

— Ага, сказал человек, который за спиной у невесты подыскивал другие варианты. Очень по-взрослому.

— Туше.

Он замолкает, закрывая тему, и я понимаю, что устала. Мне надоело это бесконечное препирательство с тем, кто, по сути, выдаёт мне зарплату и оплачивает истеричный больничный. Мне надоело постоянно думать перед тем, как что-то сказать в присутствии других, потому что я привыкла говорить то, что думаю: ложь во благо — это не мой конёк. Надоело, что все вокруг пытаются решить за меня, как мне жить, с кем встречаться и как себя вести, потому что в такие моменты я словно проживаю чужую жизнь, а не свою, и становлюсь той, кем не являюсь.

— Предлагаю компромисс, — поворачиваюсь к нему обратно; его выражение лица выдаёт скепсис — наверно,