тоже не хотелось слышать, и раз уж я взяла тайм-аут, стоит придерживаться своего правила о том, чтобы не поддерживать с большим домом никаких контактов какое-то время.

Только собираюсь набрать номер Лики, как на экране отображается очередной входящий от неё; я поднимаю трубку и выслушиваю кучу истерик о том, что меня потеряли, за меня беспокоились и надумали себе всяких страшных вещей. Я успокаиваю подруг, соврав, что слегка приболела, и прошу их объяснить всё старосте и преподавателям, чтобы меня не засыпали пропусками. Радуюсь тому, что взяла с собой ноутбук, на который успела накачать несколько книг по теме моего диплома: можно будет посвятить всё свободное время работе и доделать, наконец, свой диплом.

Когда девочки отключаются, я подхожу к зеркалу. Да уж, видок у меня всё равно тот ещё, но мешки под глазами можно списать и на усталость, а вот от опухших глаз не осталось и следа, что не могло не радовать. Выхожу из комнаты и отправляюсь на кухню; там на столе меня ждёт самый настоящий деревенский завтрак: творог со сметаной, кружка тёплого козьего молока и домашний козий сыр. Коровы у бабушки никогда не было, потому что размер двора не позволял её держать, и потому она заменила её козой. Поначалу я воротила нос от этого молока, а потом привыкла и даже втянулась.

Разобравшись с завтраком, прямо в пижаме выхожу во двор; бабушка обнаруживается у небольшого огорода: вооружившись тяпкой, она пропалывала морковь и параллельно окучивала картошку. Её возраст неумолимо стремился к семидесяти, и хотя она запросто могла дать фору любому человеку моложе неё, всё же она не молодела с каждым днём, и иногда я за неё переживала.

— Ба, ну что ж ты делаешь… — сажусь рядом с ней на корточки. — Я же тебе достаточно денег выслала, чтобы ты наняла кого-нибудь для помощи по дому.

— Стану я деньги тратить на то, что могу сделать сама, — ворчит. — Нынешняя молодёжь способна только телефоны в руках держать, многие даже не подозревают, для чего нужна тяпка…

— Ой, дай сюда, — отбираю у неё инструмент. — Я-то знаю, для чего она.

— Ты ведь сюда не морковь полоть приехала.

Пытаюсь не заострять внимание на причинах своего приезда и наигранно улыбаюсь.

— Нет, но это не значит, что я не могу помочь.

— Однажды тебе придётся мне всё рассказать, — вздыхает бабушка, вытирая ладони о передник. — Что бы ни стряслось, это съедает тебя изнутри, ты ведь и сама это чувствуешь.

— Знаешь, ты права, я… Много чего случилось из того, о чём люди обычно не любят вспоминать, но я расскажу тебе — только не сейчас. Я должна подумать хотя бы до вечера, чтобы воспринимать ситуацию спокойно, ладно?

— Я вовсе не давлю на тебя — просто не хочу, чтобы ты сама себя накручивала. Может, эта твоя ситуация выеденного яйца не стоит, а ты тут убиваешься. Не думай, что я не видела твоих опухших глаз, я заглядывала к тебе рано утром.

Вот же ж… Ну, это, в общем-то, обычное дело для ба — заглядывать ко мне по утрам.

Наверно, я просто забыла о ней с непривычки.

— Может, и не стоит… Но в начале любая проблема кажется концом света — особенно, когда ты ещё молод и неопытен. Ты ведь сама была в моём возрасте, разве не помнишь, каково это?

— Тогда и ты должна помнить о том, как я теперь жалею, что столько времени потратила на пустые переживания — хочешь того же?

Вот ведь… упрямая женщина!

— Хорошо, бабушка, я тебя услышала, — смеюсь: она умеет добиваться своего! — Вечером я тебе обязательно всё расскажу.

— Я запомню, — лукаво подмигивает. — Уже полдень. Мне нужно сходить перевязать Розу, а ты пока продолжай полоть морковь — авось, глядишь, вся дурь из головы на свежем воздухе и выветрится.

Бабушка выходит за калитку и топает в сторону поля, на котором с утра пасётся её коза, а я тем временем вонзаю тяпку в землю и сажусь прямо на землю. Утром, удалив сообщение Стаса, я казалась себе круче тех мужиков в боевиках, которые не оборачиваются на взрыв, а теперь меня глодали сомнения: правильно ли я сделала? Может, он вовсе и не мне писал — точнее, мне, но не мне лично… То есть… Да ёлки-палки! После всего как я вообще могу думать об этом в таком ключе! Но вдруг что-то случилось с Валентиной Игнатьевной, и он просто оповещал меня? Нет-нет, это даже в мыслях звучит глупо: в таком случае мне бы просто оборвали телефон все, начиная от Стаса и заканчивая дядей Сергеем.

Тогда какого лешего ему было нужно?

Будь я ещё чуть более глупой, то набрала бы его номер — ну или, по крайней мере, ответное сообщение, — но это было бы уже слишком. Можно спросить и у Сашки, она наверняка в курсе всего, что там происходит, но я всё ещё обижена, а значит, не готова к разговорам. В любом случае, я всё узнаю, когда вернусь. А если он не захочет повторить своё сообщение вслух, значит, не настолько важным было его содержимое. Я просто надеялась, что за то время, что меня не будет, он окончательно перестанет думать обо мне, и всё вернётся на круги своя: я буду звать его Гусем — хотя он и так Гусь, — а он будет меня ненавидеть и пытаться сплавить. Всё было бы намного проще, если бы я уже была занята, но мой «принц» меня предал, а искать нового мне некогда и не особенно хочется. Разве что…

Ну, нет, мне и так проблем хватает!

Беру тяпку в руки и злюсь сама на себя. Молодец, Алина… Собиралась не думать ни о чём, что связано с тем домом, и что учудила с утра пораньше?

Пока орудую инвентарём, в голову закрадываются нехарактерные для меня мысли, а всему виной цветущая весна… Подперев подбородок кулаком, глупо улыбаюсь, вспоминая сюжеты романов, которые читала, и щёки заливает краска: мне уже за двадцать, а всё туда же. Любовь — это удел подростков, которые на всё смотрят сквозь розовые очки. Да где она, любовь эта? Наверно, просто Макс изначально был не моим, вот у нас ничего и не вышло… Нужно было моей второй половинке навигатор подарить, чтобы она полжизни не шастала, Бог знает, где.

Закончив с морковью, почему-то вспоминаю детство. Наверно, у каждого был свой особый набор мультиков, которые ему запомнились; вот лично мои — это «Бэмби» и «Король Лев», которые