Всю эту тираду полковник произносил гневным, громким голосом, а потому скоро выдохся. Отдышавшись, он продолжил речь, но уже совсем другим голосом, в котором слышались и усталость, и угроза в адрес гауптмана, и глухое отчаянье, и много чего еще:

— И что вы предприняли в ответ на все это? Ведь вы же что-то предприняли, не так ли?

— Так точно! — ответил гауптман Ауг. — Мы предприняли атаку на партизанский лагерь!

— Ну и каковы успехи? — ядовито спросил полковник. — Как обычно? Партизаны, как я понимаю, опять скрылись в болотах… Я прав?

— У нас не хватает людей, чтобы перекрыть все подходы к болотам, — ответил гауптман Ауг. — Об этом я вам неоднократно докладывал. И преследовать их в болотах мы тоже не можем. О чем я вам также сообщал.

— То есть партизаны могут путешествовать по болотам, как по парижским тротуарам, а ваши люди в тех болотах тонут? — Ядовитости полковника, казалось, не было предела.

— Партизаны — уроженцы здешних краев, — уныло произнес Ауг. — А мои люди…

— Да-да, я слышал! — раздраженно перебил Ауга полковник. — Ваши люди привыкли разгуливать по берлинским мостовым! Ничего не скажешь, уважительная причина для ваших неудач!

Полковник умолк. Такой разговор повторялся раз за разом, после каждого безуспешного налета на партизанский отряд, и разговор этот изрядно полковнику надоел — еще больше, чем сам гауптман Ауг. Но как бы там ни было, а необходимо было что-то предпринимать. Буквально сегодня утром полковнику сообщили из Берлина весьма тревожные вести. Похоже было, что Красная Армия в самом ближайшем будущем намерена начать крупную военную операцию, суть которой — наступление на Белоруссию. Да-да, именно так — на всю Белоруссию, частью которой является и город Астаповичи, в котором полковник Вайскопф на данный момент полновластный хозяин. И возросшую активность здешних партизан полковник связывал именно с будущим наступлением Красной Армии. А коль так, то партизан необходимо было немедленно уничтожить, иначе полковнику несдобровать, на него уже косилось начальство.

Некоторое время полковник, ничего не говоря, расхаживал взад-вперед по кабинету, подчеркнуто не обращая внимания на Ауга. Затем он резко остановился напротив гауптмана и так же резко произнес:

— Хорошо, Ауг! Я дам вам еще один шанс! Точнее сказать, я дам вам людей! И не каких-то там путешественников по бульварам, а местных уроженцев, которые просто обязаны знать эти чертовы болота со всеми их ходами и выходами! Но это будем моя последняя вам услуга! Не справитесь — пакуйте чемодан и на Восточный фронт! Может, там от вас будет больше толку!

В тот день майор Литке явился на полигон, где тренировались будущие каратели, едва ли не раньше, чем сами каратели. Почти полчаса он, ничего не говоря и не меняя выражения лица, наблюдал за тренировками, а затем подозвал к себе Старикова.

— Сворачивайте занятия! — приказал он. — Готовьте отряд к боевым действиям! Все должно быть готово через два часа!

— Слушаюсь, — ответил Стариков. — Какое количество людей нужно подготовить?

— Всех, кто хоть немного готов к бою, — ответил Литке.

— Понятно, — сказал Стариков.

Но Литке уже не смотрел на Старикова. Дав приказ, он тотчас же ушел. Стариков подозвал к себе Колхоза.

— Похоже, лед тронулся, — сказал Стариков. — Велено подготовить отряд к боевым действиям. В срочном порядке через два часа. Причем людей должно быть как можно больше. Это значит, что немцы погонят в лес всех курсантов.

— Вот как, — сказал Колхоз. — Похоже, партизаны и впрямь крепко зацепили немцев.

— Так и должно быть! — не вдаваясь в подробности, ответил Стариков. — В общем, так. Сейчас я начну формировать отряд. Постараюсь запихнуть в него всех, кого только можно. Запомни — ты в этом отряде старший. Так что — смотри там… От тебя будет зависеть многое. Это ваш шанс выбраться из лагеря.

Колхоз ничего не сказал, лишь кивнул.

— Думаю, самих вас немцы в лес не отправят, — сказал Стариков. — Не рискнут… Прикрепят к вам солдат. Избавьтесь от них при первой же возможности. Равно как и от осведомителей, которые среди заключенных. Там, в лесу, все должно быть четко. Или — или. В любом случае, обратного пути в лагерь для вас быть не может. Иначе какой во всем этом смысл?

Стариков волновался — оттого и произнес столь длинную речь. Такое с ним случалось нечасто, поскольку волновался он исключительно редко.

— Все, — сказал Стариков. — Скорее всего, нам больше не удастся пообщаться. Так что желаю удачи.

— А ты? — спросил Колхоз.

— А я еще малость повоюю здесь, — сказал Стариков.

На том они и распрощались. Уходя, Колхоз оглянулся — будто он хотел сказать Старикову на прощание что-то очень важное. Но не сказал ничего. По крайней мере, вслух…

Отряд Стариков сформировал через полтора часа. Он состоял из восьмидесяти четырех человек. Старикову очень хотелось включить в отряд еще больше людей, в идеале всех, даже тех, кто лишь вчера поступил в каратели, но это было рискованно — немцы могли насторожиться.

Майор Литке прибыл на полигон ровно через два часа.

— Готово, — доложил ему Стариков. — Восемьдесят четыре человека. Больше — никак. Остальные еще не до конца подготовлены.

Майор окинул холодным взглядом стоящих перед ним в две шеренги людей и махнул рукой. Тотчас же откуда-то из-за угла вышли вооруженные солдаты. Стариков насчитал их десять человек.

— Они, — указал Литке на солдат, — пойдут с ними. Скажите это вашим людям. — И Литке взглянул на Старикова.

Тот громким голосом повторил слова майора и взглядом отыскал Колхоза, который еле заметно кивнул.

…Примерно в это же самое время похожий приказ получил и Лысухин — с той лишь разницей, что ему приказали немедленно сформировать четыре диверсантских отряда для заброски в советский тыл.

— Сколько человек должно быть в каждом отряде? — спросил Лысухин у Литке.

Майор смерил его холодным взглядом и ничего не ответил.

— Ясно-понятно, — сказал Лысухин.

Он, конечно, и без майора прекрасно знал, каково оптимальное число людей должно быть хоть в разведгруппе, хоть в диверсионном отряде. Если народу будет слишком мало, группе будет сложно выполнить