Дубровская победоносно кивнула, горделиво выпрямившись.

— Я за моего Владюшу кого угодно порву! — заявила она.

Не сомневаюсь, промелькнуло у меня в голове.

— Продолжайте, — потребовал Мельников. — Что происходило дальше?

— А ничего! — ухмыльнулась Дубровская. — Она вытаращилась на меня как дура и никак не въедет! Потом как заорет: «Что с моей мамой?! Что вы с ней сделали?! У нее же сердце больное!» Ну и кинулась было к деревушке, как раз мимо того оврага. Я за ней. — Дубровская перевела дыхание и облизнула пересохшие губы. Однако после ее выходки с бокалом ни у кого не возникло желания принести ей воды. — Я ухватила ее за юбку. Платье у нее, кстати, дурацкое. Вырядилась на свадьбу, как на прополку. Ну, удержала ее, говорю, ни при чем тут твоя мамаша, не в ней дело, никто ее не трогал. А она: «Тогда что вам надо? Зачем вы меня сюда привезли, у меня же свадьба!» Ох, я и разозлилась! Свадьба у нее! С моим Владюшей! Я ей так и сказала, не получишь ты его! Он мой! Мой! Не видать тебе его!

— И как на это отреагировала Ольга?

— Плохо отреагировала! — ухмыльнулась Дубровская. — Не надо было ей так реагировать. Не знала, с кем связалась, кому дорогу перешла!

— Ирина Эдуардовна, не испытывайте моего терпения, оно не безгранично, — вежливо попросил Андрей.

— Ну, вытащила эта дуреха деревенская телефон, названивать куда-то начала, — с вызовом продолжала Дубровская. — Я телефон этот у нее из рук выхватила и как швырну в овраг! А она опять свое: «Вы что творите?! Как я теперь обратно поеду?!» А никак, думаю. Незачем, говорю, тебе обратно ехать. Топай до хаты, к мамаше своей.

— И что? — устало спросил Мельников, поскольку Дубровская никак не могла дойти до сути. Ей, видимо, нравилось вновь и вновь припоминать все эти подробности.

— Тогда она на меня поперла. Вы, говорит, за это поплатитесь. И еще, говорит, везите меня обратно немедленно и дайте свой телефон. Я ей в ответ, а больше тебе ничего, говорю, не дать? А может, тебе наподдать? Да как следует, а? Будешь знать, как чужих мужиков уводить.

Мне все же пришлось еще раз продефилировать в кухню за водой, поскольку Дубровская уже едва могла говорить. От злости и напряжения у нее явно пересохло во рту. Только на этот раз я предусмотрительно прихватила бутылку с водой, а заодно и керамический бокал с толстенными стенками. Бросай его сколько угодно, он не разобьется. Иначе, если Дубровская каждый раз будет завершать утоление жажды столь своеобразным способом, нам шагу будет негде ступить от осколков.

Я подала возбужденной даме бокал с минералкой, поставив бутылку на столик возле Влада. Тот не шелохнулся и не взглянул на меня.

— Ну и вот, — продолжала Дубровская почти дружелюбно. — Она как это услышала, начала надо мной смеяться. Вы, говорит, на себя посмотрите. Вы старая, толстая, Влад вам во внуки годится! Мне это слушать-то каково! — Дубровская принялась вытирать глаза кончиками пальцев. Неужели и правда плачет?! — А потом говорит, везите меня обратно. Вы все это устроили, вам и расхлебывать. И дайте, говорит, телефон. Я ей показала дулю. А она принялась меня за руки хватать, да так больно! Как вцепится в меня, кошелка деревенская, чуть не до крови! Я давай ее отталкивать, она не отпускает. Я ее оттолкнула со всей силы… — Дубровская замолчала. В комнате повисла мертвая тишина. — Я не знаю, как это произошло, я не хотела… — произнесла Дубровская еле слышно. Только смотрю, нет ее. Я испугалась, конечно, подошла к краю оврага… Смотрю, а она там… Лежит, и шея у нее вывернута, как у неживой. Испугалась я очень, к машине кинулась и по газам. Я не знаю, как это случилось. Я не хотела, — твердила Дубровская как в каком-то бреду.

— А кстати, Ирина Эдуардовна, где вы отсиживались почти два дня, прилетев из Москвы? — Мельников привел Дубровскую в чувство, задав очередной непредсказуемый вопрос.

— В гостинице аэропортовской, — буркнула Дубровская. — Где же еще?

— Прокол номер три, — констатировал Мельников. — Что же вы так топорно состряпали свое алиби, Ирина Эдуардовна?

— Да не нужно мне никакое алиби, — дернула плечом Дубровская. — И не для вас я его стряпала, а для Владюши. Чтобы на меня сразу не подумал. Вы все равно ничего не докажете. У вас и не было бы на меня ничего, если б не этот Марков, однолюб безмозглый! А кто ему, деревенскому алкашу, поверит!

Она внезапно встала и через всю комнату направилась к Владу, не обращая внимания на хрустевшие под подошвами ее туфель осколки стекла.

— Владюша, ну прости меня! — Она остановилась перед Владом, безуспешно пытаясь заглянуть ему в глаза. Он по-прежнему не поднимал головы и ничего не отвечал склонившейся над ним женщине. — Ну не хотела я ее убивать, но вот так вышло, кто же виноват! Ну зачем она тебе, что бы ты с ней делал?! Сколько их таких! А я, я для тебя все, все что захочешь! У меня такие связи, такие возможности… Только не бросай меня, Владюша!

Георгий внезапно вскочил со своего места и, двинувшись было к матери, остановился на полпути.

— Мать, ты чего?! — Он уставился на нее недоумевающими округлившимися глазами, словно до него только сейчас дошел весь смысл произошедшего. — Ты что, правда убила девчонку?! Ты что наделала-то?! И из-за чего?! Из-за этого?!

Он указал на застывшего у кофейного столика Влада.

Дубровская медленно выпрямилась и обернула к сыну бледное лицо с потухшими глазами. Сначала взгляд женщины ничего не выражал, словно у тряпичной куклы или манекена в витрине одного из ее магазинов. Потом ее глаза зажглись гневом, она смотрела на сына с неприкрытой ненавистью.

— Да ты-то что в этом понимаешь, что?! — взвизгнула она, давясь от бессильной ярости. — Да ты хоть знаешь, как я жила все эти годы? Каково мне было?!

Она на секунду умолкла и обрушилась на свое чадо с новой силой:

— Да я от папаши твоего столько натерпелась и осталась потом голая и босая с тобой на руках! И никто не спрашивал, что со мной творили?! Всем было наплевать?! Как я руки чуть на себя не наложила, да нельзя было — ты маленький совсем!

Теперь уж она сама налила себе минеральной воды и залпом осушила стакан. Я вдруг заметила, что у входа в гостиную появились оперативники. Оба они недоуменно наблюдали за этой сценой.

— Да я столько лет на мужиков смотреть не могла, пропади они все пропадом! Близко к себе никого не подпускала после гада этого! Думала, всю жизнь ради тебя проживу, на ноги поставлю и в люди выведу! И тут появился он! Я до него и любви-то толком не знала, а тут… Голову потеряла от счастья, думала, воздалось мне за мои мучения! А тут пигалица деревенская объявилась, глазками кукольными похлопала и увела его у меня! Я что, не имею права на счастье?! Или у меня нет права на личную жизнь?!

Голос Дубровской достиг наивысшей визгливой ноты и сорвался. И тотчас в комнате воцарилась тишина, показавшаяся странно неестественной после всех этих прочувствованных воплей.

Сраженный столь безудержным натиском Георгий обескураженно замолчал и лишь недоуменно хлопал глазами. Казалось, он был не в силах поверить в то, что для остальных присутствующих давно уже было очевидным. Даже для Влада…