едут на запад, потому что погода там похожа на нашу, но мир везде одинаковый. – Белла откусывает кусочек пирожного, жуёт и глотает. – По крайней мере, здесь когда-то была магия. Тут есть что- то особенное. Даже воздух другой.

Я киваю. Я точно понимаю, о чём она говорит. Здесь до сих пор пахнет пыльцой фей, печеньем и кострами.

– Больше всего в Шраме мне нравится то, как легко можно представить его прошлое. Крёстные феи, волшебная одежда, животные, чтецы мыслей и способность воплотить в реальность всё, на что хватит фантазии. По крайней мере, тут ещё остались Следы. Я не могу представить, что когда-нибудь уеду. Не понимаю, зачем мне это, – говорю я. – В Калифорнии у меня были дедушка с бабушкой, но я видела их буквально один раз за всю жизнь, а сейчас они умерли. К тому же тут мы с Джией заботимся друг о друге.

Телефон Беллы пищит из рюкзачка, и она знаком просит официанта принести наш счёт. Затем смотрит на экран и выскакивает из кабинки.

– Идём, – говорит она.

– Мы ещё не заплатили.

– Заплатим у стойки. – Она перебрасывает лямку рюкзачка через плечо.

– Белла, что случилось? Ты меня пугаешь.

– Ну, у тебя есть причина пугаться. Мне только что позвонил офицер Махони. Им пришли записи с камер в «Стране чудес» за ночь, когда пропала Малли, и за день, когда исчезла Урсула, и угадай что?

– Что? – Мне кажется, что моё тело раздувается и пульсирует.

– Они вошли туда и больше не выходили.

Глава семнадцатая

Мы с Беллой решаем разделять и властвовать. Раз уж я всё равно часто зависаю в «Стране чудес» по вечерам, то не вызову подозрений, если приду туда и попытаюсь что-нибудь разузнать. Я даже представить не могу, куда могли деться девушки. Тут есть только две двери: входная и задняя, которая ведёт к мусорным контейнерам и подвалу, и возле обеих есть камеры.

Мы с Беллой просмотрели записи. Урсула зашла в «Страну чудес» во второй половине дня, когда там уже собиралась после школы толпа фанатов-геймеров. Она побродила по залу, ответила на телефонный звонок, спустилась по лестнице и пропала. Значит, она должна была пройти через заднюю дверь. Вот только там тоже была камера, и дверь не открывалась, пока мойщик посуды не вышел позже тем же вечером сливать масло из фритюра.

С ночью понедельника было тяжелее. «Страна чудес» была забита под завязку, потому что играла группа Стоуна. Мы смогли увидеть, как Малли побродила по залу без Гелиона и постояла, облокотившись на барную стойку. Но затем она смешалась с толпой возле сцены и больше не показывалась. Качество изображения у камеры оставляло желать лучшего, а когда погас свет и все начали прыгать, казалось, Малли просто испарилась.

Когда мы пересматриваем записи столько раз, что начинает двоиться в глазах, веселье в «Стране чудес» уже идёт полным ходом. Белла советует мне хорошо постараться, а потом позвонить ей и рассказать, что я обнаружила. Мы держимся только на сахаре и кофеине, а до момента, когда мы должны будем отчитаться перед начальницей, остаётся чуть больше тридцати шести часов.

Когда я захожу в «Страну чудес», то понимаю, что весь день не связывалась с Джеймсом. Я звоню ему, но меня перенаправляет на голосовую почту, затем пишу несколько сообщений, но он не отвечает. В любой обычный день я была бы просто немного раздражена, но сейчас я на грани паники. Я проталкиваюсь через группу Элиты, которая приезжает в Шрам, чтобы потом хвастаться, что они тусуются в одном клубе с Наследниками. Они устраивают толкучку у бара, занимая места, обычно отведённые для Наследников, перегибаясь через табуреты и стойку, как будто это их заведение, а не наше. Джеймс не играет в бильярд и не наблюдает за группой, тогда где же он?

Дэлли в белом костюме, расшитом блёстками, мерцающем в приглушённом свете, болтает и шутит за барной стойкой, с неуловимой улыбкой вертя в руках кроличью лапку. Я машу ему и собираюсь спросить, не видел ли он Джеймса, но передумываю – тогда он станет задавать вопросы, а я, скорее всего, беспокоюсь зря.

Я играю в крокетный пинбол, пока моё имя не возвращается на первую строчку списка рекордов. Я жду, пока здесь станет достаточно людно, чтобы никто не обратил внимания, когда я начну искать неизвестные для всех двери, но меня начинает захлёстывать чувство одиночества. У меня нет никого, кроме Урсулы и Джеймса. Люди держатся от меня подальше так же, как от Малли. Они кивают в знак приветствия, но никто не подходит поговорить.

– Ты сегодня какая-то мрачная, Мэри Элизабет, – говорит Дэлли, подходя ко мне с «Гусеницей». Он прислоняется к пинбольному автомату, и мне приходится остановиться и уделить ему внимание. Дэлли протягивает мне несколько четвертаков. – Расскажи мне всё, милая.

Я бросаю четвертаки в автомат.

«Крокет, дорогуша?» – произносит томный женский голос. Я начинаю играть, бросая шарик из стороны в сторону, прицельно отправляя его в нужные места и глядя, как растут цифры на табло.

Я не хочу признаваться, что не знаю, где Джеймс, и Дэлли озадаченно смотрит на меня, потирая кроличью лапку.

– Я уж подумал было, что ты меня бросила. – Дэлли складывает пальцы домиком. – Мне пора начинать беспокоиться? – Он смотрит на меня и кладёт свою руку поверх моей.

Я отпиваю напиток и продолжаю играть, подбрасывая шарик вверх и ударяя им о другие крокетные шарики'

– Конечно, я бы услышал, если бы с тобой случилось что-нибудь, как с остальными. Но согласись, это жутко? Словно это место теперь полно призраков. Где наша Малли? Где, ох, где наша Урсула? Ты давно не заходила, и ты не представляешь, как мне сейчас стало легче. У меня ужасное чувство, что мы здесь, в Шраме, словно мыши, которые случайно поселились в кошачьем питомнике. Даже я могу оказаться жертвой, могу быть следующим в очереди. Что, если однажды я буду возвращаться домой и кто-нибудь выскочит из темноты и схватит меня? – Дэлли содрогается. – Всем будет плевать. Они просто скажут, что я загрустил и бросился в Чудо-озеро, так же, как они говорят о Малли и Урсуле. И зачем мне туда бросаться, скажи на милость? Даже если я бы смог выжить, после той истории с озёрным монстром мне вовсе не хочется туда идти.

Мой последний