мне не нужно побыть одному. Просто сейчас столько всего навалилось. После той ночи, когда Урсула превратилась неизвестно во что. Это беспокоит. Хотя я не должен был вымещать свои тревоги на тебе. Ты последняя, кому это нужно. Прости, Мэри... – Он берёт меня за руку. – Пойдём, давай забудем обо всём. Потанцуй со мной.

Я окружена людьми из Шрама, которых мы оба знаем, и Делла смотрит на нас из угла с бокалом чего-то белого и шипучего, победно улыбаясь. Я позволяю Джеймсу вывести меня на середину комнаты. Он придвигается ближе и кладёт мои руки к себе на плечи.

– Джеймс.

– Дай мне сказать, хорошо? – Мы покачиваемся из стороны в сторону, и я пытаюсь, как обычно, раствориться в его объятиях, но, хотя я позволяю вести себя в танце, моё тело скованно. – Мне невыносимо иметь от тебя секреты. Я много раз хотел рассказать тебе обо всём, что происходит, но пока ты работаешь на полицию, я не могу. Я подставлю тебя и всех, кто нам дорог.

Я перестаю двигаться и смотрю в тёплые глаза Джеймса. Он проводит большим пальцем по моей скуле. Я поднимаюсь на цыпочки и касаюсь губами его губ, позволяя телу раствориться в ощущениях. Затем отступаю на шаг. Я собираюсь задать вопрос, и от ответа Джеймса многое зависит, поэтому мне нужно быть достаточно далеко, чтобы мыслить трезво.

– Джеймс, ты же понимаешь, что происходит с Урсулой?

Свет в его глазах гаснет, а руки падают вдоль тела.

– Ты как-то связан... – Я продолжаю давить. – Твой голубой свет что-нибудь тебе сказал? Ты знаешь, где находится Малли? Поэтому ты ничего мне не говоришь? Ты как-то связан с их исчезновением?

Я не могу поверить, что задала все эти вопросы, даже когда слова уже сказаны. Но Джеймс знал, что Урсула была в озере. У него есть голубой свет. Он вёл себя скрытно и даже сделал татуировку у Кабби, а это значит, что он может знать Калеба Ротко. То, что несколько часов назад казалось совершенно невозможным, теперь выглядит правдоподобно.

– Я не буду обсуждать это здесь. – Мы пробираемся сквозь толпу и выходим наружу, на задний двор, где Делла развесила на верёвках фонарики. Они мерцают тёплым жёлтым светом, как светлячки, и покачиваются на ветру.

Как только мы оказываемся на улице, я поворачиваюсь к Джеймсу.

– Недоговаривать – это тоже ложь, – говорю я. – Ты обещал, что мы не будем лгать друг другу, но если всё так и продолжится... если ты как-то связан с ними или с местом, где они находятся, ты должен мне сказать.

Джеймс облокачивается на перила и смотрит в сторону моста, соединяющего Шрам с Центром, и на секунду мне кажется, что он вот-вот повернётся и всё мне расскажет, выложит правду, чтобы мы вместе могли решить, что делать дальше. Но он не оборачивается. Просто стоит не шевелясь.

– Джеймс, – говорю я. – Сегодня вечером я сунула палец в зеркало. И почти сразу после этого случайно поднялась в воздух. Если мне нужно что-то знать, скажи мне.

Джеймс поворачивается ко мне и закатывает рукав рубашки, чтобы я смогла увидеть его новую татуировку. Надпись «Мэри Элизабет» в окружении цветов, как в Вечнозелёном саду.

– Я сделал её ради тебя, – говорит он. – Потому что я люблю тебя так сильно, что постоянно думаю только о тебе. Всё время, что мы были вместе, я не мог думать больше ни о чём. Всё было ради тебя, всегда. – Я уже видела, как Джеймс злился, но такое происходит в первый раз. Его голос, обычно сдержанный, хрипловатый и низкий, сейчас полон неконтролируемых эмоций. – Не понимаю, почему ты не можешь просто поверить мне на слово, что сейчас лучше ничего не знать. Я не понимаю, почему ты не даёшь мне сохранить при себе одну-единственную тайну, пока я не буду готов всё рассказать.

– Урсулу теперь сложно назвать человеком, а Малли пропала ещё неделю назад. Их поиск – это моя работа, и мне кажется, ты знаешь, где они. Ты бы так не секретничал, если бы видел папу Малли. А что насчёт Морганы и мамы Урсулы?

– Это никак не связано. Знаешь, ты была так занята собой, что даже не замечала, что я всегда жду тебя, Мэри Элизабет. Жду на телефоне, жду в «Стране чудес», жду в школе. Жду, пока ты вспомнишь о моём существовании и ответишь на сообщения.

– Что? Я всегда думаю о тебе. Ты для меня важнее всего в жизни.

– Нет. Стажировка тебе важнее. Твои амбиции важнее. Добиться своего важнее.

Я не могу поверить в то, что он это говорит, и внезапно чувствую, что наши отношения под угрозой.

– Я всего один день не отвечал на твои звонки в ту же секунду, как ты звонила, а ты ведёшь себя так, словно это конец света, – говорит Джеймс. – Ты ждёшь, что я буду так делать. Ты думаешь, что для меня совершенно нормально быть таким человеком, ни в чём не нуждаться и не хотеть ничего для себя. Ладно. Ладно, я кое-что нашёл. – Он раскрывает ладонь, и голубой свет огоньком взмывает вверх. – И дал тебе небольшую часть, потому что знал, что ты не возьмёшь его сама, а это то, что тебе нужно. То, что нужно нам обоим. Тебе стоило бы сказать мне спасибо.

– Ты не ответил на мой вопрос, Джеймс. – Я чётко проговариваю каждое слово, чтобы он понял всю серьёзность ситуации. – Ты знаешь, где они?

Он опускает голову.

– Видимо, я и правда не так важен для тебя, как я думал. Можно кое-что спросить? – Джеймс смотрит мне в глаза. – Тебя на самом деле волнует Урсула? Или ты хочешь её найти потому, что станешь ближе к своей цели? У тебя вообще есть сердце, Мэри?

– Ответь на вопрос, Джеймс.

Он кивает:

– Да, я знаю, где Урсула. И где Малли я тоже знаю. Голубой свет мне сообщил.

Теперь мой страх превращается в панику. Я чувствую, что моя привычная жизнь окончена.

– Что ты сделал, Джеймс? – говорю я почти шёпотом. Горло сдавливает спазм, а звуки вечеринки кажутся бесконечно далёкими.

– Что я сделал? – Он мотает головой. – Потрясающе. Ты считаешь, что я мог похитить нашу лучшую подругу или засунуть Малли в багажник