«Изменники всюду», – подумала Таппенс.

– И когда Дебора рассказала мне про вас, я сразу же подумал,что надо поехать и предупредить вас, чтобы вы успели сочинить какое-нибудьправдоподобное объяснение. Мне, как вы понимаете, известно, чем вы занимаетесьи насколько важна ваша работа. Если просочится хоть какая-то информация о том,кто вы, тогда все пропало. Я подумал, можно представить дело так, будто бы выпоехали к капитану Бересфорду в Шотландию, или где он там еще окопался. Будтовы получили разрешение работать с ним вместе.

– Да, пожалуй. Мысль неплохая, – вдумчиво произнеслаТаппенс.

Тони Марсдон забеспокоился:

– Вы ведь не считаете, что я суюсь не в свое дело?

– Нет, что вы. Я вам очень признательна.

Тони сказал, вроде бы совсем не к месту:

– Я... Понимаете, я... Мне очень нравится Дебора.

Таппенс бросила на него иронический взгляд.

Как далек был сейчас от нее этот мир заискивающих молодыхлюдей, которых Дебора так возмутительно грубо отваживала, и все без толку. Этотюноша, например, вполне симпатичный.

Но Таппенс тут же отбросила «мысли мирного времени», как онаих называла, и сосредоточилась на настоящем моменте.

Помолчав несколько секунд, она осторожно произнесла:

– Мой муж не в Шотландии.

– Вот как?

– Он здесь вместе со мной. Вернее, был здесь все время. Нотеперь исчез.

– Ух ты! Это плохо. Или я ошибаюсь? Может быть, он вышел наслед?

Таппенс кивнула.

– Я думаю, да. И поэтому не считаю, что его внезапноеисчезновение – дурной знак. Рано или поздно он даст мне знать о себе – условнымспособом.

Она хитровато усмехнулась.

Тони смущенно проговорил:

– Вы, конечно, лучше, чем кто-либо, знаете правила игры, новсе-таки будьте осторожны.

Таппенс кивнула.

– Я понимаю, о чем вы. Юные красавицы в книжках легкопопадают в ловушку. Но у нас с Томми свои приемы. Наш девиз: «Пенни за штуку,два пенса за науку».

– Как, как? – Молодой человек смотрел на нее будто насумасшедшую.

– Я должна объяснить, что мое семейное прозвище –Таппенс[71].

– Ах, вот оно что. – Лицо Тони Марсдона просветлело – Оченьостроумно, ничего не скажешь.

– Я тоже так считаю.

– Не хочу навязываться, но не могу ли я быть чем-нибудьполезен?

– Пожалуй, – подумав, ответила Таппенс. – Я думаю, чтоможете.

Протекли тысячелетия беспамятства, и постепенно Томми началвоспринимать висящий в пространстве огненный шар. В центре огненного шарарасполагалось ядро боли. Вселенная стала уменьшаться, огненный шар замедлилкачания – и Томми внезапно понял, что ядро боли – это его голова.

Медленно, постепенно он стал сознавать и другие вещи:холодные, затекшие руки и ноги, чувство голода и невозможность пошевелитьгубами.

Все медленнее и медленнее раскачивался огненный шар... Этоуже была голова Томаса Бересфорда, и она упиралась в твердый пол. Даже оченьтвердый, подозрительно похожий на камень.

Да, он лежал на голых каменных плитах, испытывал боль,острый голод, холод, не мог двигаться, и лежать так было очень неудобно.

Кровати миссис Переньи, правда, не отличались комфортом, новсе-таки не может быть, чтобы...

Ну да, конечно! Хейдок. Радиопередатчик. Немец-официант.Поворот на аллею «Сан-Суси»...

Кто-то крался за ним по пятам и ударил его по голове. Вототчего такая боль.

А он-то вообразил, что сумел ускользнуть! Значит, Хейдоквсе-таки оказался не такой уж дурак?

Хейдок? Но Хейдок вернулся в дом и закрыл за собой дверь.Как он мог раньше Томми спуститься в «Сан-Суси» и поджидать его за воротами?Нет, это невозможно, Томми бы его заметил.

Тогда слуга? Слуга был послан вперед и сидел в засаде. Новедь, проходя через холл, Томми видел Эпплдора в приоткрытую дверь кухни. Илиему это только померещилось? Может быть, так все и объясняется? Впрочем, сейчасэто все не важно. Сейчас надо выяснить, где он находится.

Глаза Томми, привыкнув к темноте, различили тусклый квадратслабого света. Оконце или отдушина. В воздухе чувствовалась пыль и сырость.По-видимому, он лежит на дне подвала. Ноги и руки у него связаны, и во ртукляп, примотанный бинтом.

«Похоже, я прочно влип», – подумал Томми.

Он попробовал пошевелиться – безуспешно.

В это время послышалось слабое мерное поскрипывание, исзади, у Томми за головой, открылась дверь. Вошел человек с зажженной свечой.Томми узнал Эпплдора. Тот, установив свечу на полу, удалился и вошел снова – сподносом, на котором были кувшин с водой, стакан и немного хлеба с сыром.

Наклонившись над Томми, Эпплдор сначала проверил прочностьпут у него на руках и на ногах, а затем взялся за кляп. При этом он ровнымголосом проговорил:

– Я сейчас выну его. Вы сможете есть и пить. Нопредупреждаю, если вы попытаетесь издать хотя бы тихий возглас, я тут же сновазаткну вам рот.

Томми хотел было кивнуть, но не смог и лишь несколько разподнял и опустил веки. Эпплдор понял это как знак согласия и стал аккуратносматывать бинт.

Освобожденный от кляпа, Томми несколько минут разрабатывалчелюсть. Эпплдор поднес к его губам стакан с водой. Первый глоток получился струдом, дальше пошло легче. Напившись, Томми сразу почувствовал себя гораздо лучше.Медленно ворочая языком, он произнес:

– Совсем другое дело. Я уже не так молод, как в прежниевремена. А теперь поедим, Фриц, – или как вас, Франц?

Тот спокойно ответил:

– Мое имя здесь – Эпплдор.

Он поднес ко рту Томми кусок хлеба с сыром. Томми сжадностью откусил.

Поев, он выпил еще один стакан воды и спросил:

– Каков будет следующий номер программы?

Вместо ответа Эпплдор снова взялся за кляп. Томми быстропроговорил: