с отвращением. В полицейской практике не раз случалось и так, что преступник, оказавшись на месте, что называется, плыл и во всём сознавался следователям. Разумеется, на слёзные покаяния я рассчитывал мало, но ведь о многом может сказать и неосторожно оброненная фраза, и помутневший взгляд, и нервно вздрогнувшая рука…

После обеда я позвонил Ястребцову и рассказал ему о предстоящей поездке. Новость, как я и предполагал, серьёзно взбодрила моего приятеля.

– А кто из ваших ещё едет? – спросил он с живостью.

– Саша и Францев.

– А Милинкевич?

– Его оставили в редакции дежурить.

Кажется, этот ответ Николая разочаровал.

– Жаль, что не все едут… – вздохнул он после небольшой паузы. – Что предполагаешь делать в деревне?

– Было бы замечательно привести наших друзей под каким‑нибудь предлогом в особняк, чтобы посмотреть на их реакцию на…

– Да, на место преступления, – с энтузиазмом подхватил Николай.

– Люди они молодые, так что сам понимаешь – могут переволноваться, как-то выдать себя…

– Да, да, это я уже понял. Думаю, организовать всё это несложно: там сейчас дежурит начальник местного ОВД Сольцев – очень дельный мужик. Мы с ним во время работы экспертной группы в особняке хорошо познакомились и в целом он в курсе нашей истории. Я его наберу сегодня и дам поручение провести вас по дому, показать всё, что нужно… Только вот как притащить туда пациентов? Не покажется ли им странным, когда ты ни с сего предложишь им топать за километр неизвестно куда?

– Я тоже об этом думал. Конечно, тут нужен какой‑нибудь веский повод. И важно, к тому же, чтобы инициатива исходила не от меня.

– А что если мой человек предложит вам осмотреть виллу? – спросил Коля. – Ну ты понимаешь – вы городские журналисты, полицейский, узнав о вашем приезде, хочет произвести хорошее впечатление и ведёт вас на место громкого убийства…

– Не прокатит. Глупо как‑то, Коль… Во‑первых, не такое уж это убийство громкое – в городе о нём никто и не слышал. А во‑вторых и антураж не подходящий – мы же не на открытие нового коровника едем, а ради скандального репортажа. Обстановка там и без того будет напряжённая, какие тут ещё достопримечательности…

Ястребцов на секунду задумался.

– А давай Стопорова задействуем? – вдруг нашёлся он. – Пусть он, когда вы будете в деревне, позвонит кому‑нибудь из ребят и поручит вам съездить в особняк? Ну там чтобы заметку написать об убийстве, или что‑то типа того… И ты не при делах, и повод, кажется, достойный.

Этот вариант, о котором и я уже успел подумать, мне тоже не нравился. Во‑первых, он всё‑таки выглядел несколько натянуто, а во‑вторых – раскрывал все наши карты перед главным редактором. Если тот каким‑нибудь образом связан с убийцами, то по этой просьбе немедленно догадается обо всём. Конечно, Ястребцов был полностью уверен в Стопорове, но чем больше я изучал материалы дела и знакомился с методами следствия, тем меньше доверял чутью самого Николая. Однако, иного выхода у нас не было…

Глава семнадцатая. Поездка. Спор. Авария

Утром следующего дня я отправился в редакцию «Терпиловки», где на восемь часов был назначен сбор для поездки в Маврино. Мы рассчитали так: сельский сход с участием сотрудников «Русского картофеля», состоится в полдень. Дорога же до деревни займёт часа полтора‑два. Значит, по прибытии у нас окажется ещё около двух свободных часов, чтобы осмотреться на месте, побеседовать с местными и узнать все подробности дела.

Погода выдалась пасмурная и холодная. За ночь сгустился туман, белый как молоко, а с утра зарядил противный мелкий дождь, словно иглами коловший серые осевшие сугробы и собиравшийся в мутные лужи в выбоинах на тротуарах. Стараясь идти по сухому, я добрался до редакции на десять минут позже назначенного времени. Под поднятым капотом служебного «Мерседеса», в одной рубахе с закатанными до локтей рукавами, возился Саша.

– Доброе утро! – подходя, поприветствовал я молодого человека. Он, поднял голову и коротко кивнул мне в ответ. – Чем занимаешься?

– Да поездка дальняя, за тридцать километров, – не отвлекаясь от работы, ответил Саша. – Вот масла решил долить и проводку проверить. Машинка старая, заглохнуть может где-нибудь…

– Ну не должна, всё-таки «Мерседес».

– Ну хоть и «Мерседес»… Пятнадцать лет уже старушке.

– Возраст берёт своё, – согласился я. – Масла много ест?

– Много, – вздохнул Саша, отходя от машины и старательно, палец за пальцем, вытирая руки куском ветоши. – Литр‑два на тысячу – это как ездить. Потому и решил сейчас долить – на старой‑то заправке машинка с недельку бы ещё пробегала по городу, а вот что за городом будет – неизвестно.

Минут через пять к нам подошёл растрёпанный и угрюмый со сна Францев. Не здороваясь, швырнул в багажник свой холщовый рюкзак и открыл заднюю дверь.

– Что, поехали? – плюхнувшись на сиденье, резко бросил он.

Саша сел за руль, я устроился на пассажирском кресле, и машина тронулась с места. Выехав на Магистральную улицу, мы миновали разноцветные пластиковые ларьки Собачьего рынка, которые тесно, как ульи на пасеке прижались друг к другу. Затем, оставив позади пустые серые громады бывшего Челюскинского электронного завода, выехали на окраинную Серебряковскую улицу. Через пятнадцать минут машина уже тряслась по колдобинам Горьковского шоссе. Первое время мы не разговаривали. Саша глядел на дорогу перед собой, Францев возился с телефоном, а я без интереса рассматривал мелькающие за окном серые пейзажи, как дымом затянутые мокрым мартовским туманом. Но тишина продолжалась недолго – между молодыми людьми завязался один из их обычных споров. Начал в этот раз Францев.

– Ну, Санёк, нравится тебе задание? Готовишься уже спасать аборигенов? – лениво поинтересовался он, сладко потягиваясь на заднем сиденье.

– Тебя не спросил, – угрюмо ответил Саша.

– Не, ну ты у нас иде-е-е-йный, – зевком протянул «е» Францев.

– Идейный, – сквозь зубы процедил Саша. – А тебе – не пофиг?

– Не пофиг. Вдруг я тоже в коммунисты записаться хочу?

– Да не звезди.

– Что ж я, по-твоему, и в партию не могу вступить? – с ироничной обидой подбоченился Францев.

– Не можешь ты ни хрена.

– Почему это?

– Потому что ты человек…– Саша задержался, ища слово, – не ищущий. Вот: не ищущий!

– Как это?

– Да так, – зло выговорил Васильев, видимо, начиная раздражаться. – Очевидна ж твоя психология: разлёгся на диване и поплёвываешь на думающих людей. Дескать, чего вы мечетесь, когда можно вкусно жрать и крепко спать. Небось, считаешь себя каким‑то гением со своим цинизмом, – Саша с кривой усмешкой повернулся к Борису, – гордишься им как неким личным открытием. Но цинизм, чувак, это детский недуг разума, втыкаешь? Им как ветрянкой