Он вытащил из кармана платок и протянул его Катерине.

Она опешила от подобного жеста.

— Не нужно плакать, — тихо сказал Константин. — Поверьте, оно того не стоит. Работайте спокойно и не бойтесь, Дмитрий больше не будет вас доставать.

Катя удивленно посмотрела на Терсенова. И чем дольше смотрела, тем быстрее билось ее сердце. Сейчас, он ни чем не напоминал прежнего холодного и бездушного шефа. В его взгляде было столько эмоций, что она потерялась.

— Константин Сергеевич, зачем я вам? — вырвалось у нее.

— Странный вопрос, — усмехнулся Терсенов, возвращаясь к образу невозмутимого босса. — Для чего руководителю личный помощник? Для работы, Катерина Алексеевна. Для ра-бо-ты, — по слогам повторил он и, отвернувшись от нее, обратился к шоферу: — Петр Андреевич, в девять заедете к Громову, заберете пакет для меня. А завтра нужно будет выехать пораньше. Часиков в семь.

— Хорошо, Константин Сергеевич.

Водитель посмотрел на босса в зеркало и кивнул.

— Что-то мы слишком медленно едем, — нахмурился Константин. — Петр Андреевич, прибавьте-ка скорость.

Шофер ничего не ответил. Он бросил на начальника еще один короткий взгляд, и Катя заметила в его глазах настороженность. Казалось, что Петр Андреевич чего-то опасается. Знать бы только — чего?

Костас устало рухнул в кресло и прикрыл глаза.

Как же все вокруг его бесило. И так не вовремя вернувшийся брат, и намечающаяся встреча с Горским, и долбанный контракт с "Роскомом", и девчонка эта, со своими закидонами. Последняя — больше всех.

Дожил. Вместо того, чтобы заниматься делами, он, Константин Терсенов, уговаривает какую-то малявку вернуться на работу. Бред. Скажи кому — не поверят. Засмеют.

Костя поморщился. При воспоминании о больших, растерянных глазах Катерины, ему стало не по себе. И чего сорвался, спрашивается? Что его так задело в ее разговоре с тем парнем, Костей? Как она произнесла его имя — Костя… С таким нежным придыханием. Он, тогда, в первый момент, даже не понял, думал, она к нему обращается. Чуть не отозвался. Идиот.

Терсенов невесело усмехнулся.

Ну, подумаешь, собралась она на свидание, ему-то что? С чего он вдруг так взбесился?

Костас до сих пор помнил охватившую его ярость, при одной только мысли, что Катерина будет с каким-то другим мужчиной. Видно, наложилось одно на другое — и известие о том, что она куда-то исчезла, и ее желание уволиться, и друг этот. Особенно, друг. Надо же, подсуетился, работу ей нашел. Помощничек. Он едва сдержался тогда. Хотелось вырвать у девчонки телефон и вышвырнуть его в окно. Запретить. Наорать. Прижать к себе и…

Бред.

Интересно, а сумасшедшие в их семье были? Или он первый?

Сумасшествие. А как еще назвать то, что он ощущает? И, главное, понимает ведь все, а бесится. Психует. Вон, и Митрос заметил.

Плохо. Нельзя, чтобы брат понял насколько он стал зависим от нового соурсе. Нельзя. А Дмитрий, походу, уже почуял неладное, теперь, точно, клещом вцепится.

Костас скривился, словно от зубной боли.

Черт бы побрал эту девчонку. И эти долбанные эмоции… Может, не стоило все-таки проводить ритуал? Вон, как штормит теперь. До сих пор привыкнуть не может. Все ощущения обострились, мир другим видится, более ярким, что ли. И чувства… Странно чувствовать все иначе, чем раньше. Не зря Анастас предупреждал, что ритуал обмена опасен. Но что ему было делать? Она ведь тогда реально могла погибнуть. По его вине, между прочим.

Он вспомнил, как отчаянно шептал слова древней формулы. Как заимствованная энергия уходила из его тела, возвращаясь к своей хозяйке. Как розовело лицо Катерины, снова наполняясь жизнью. Как девушка легко задышала, обмякнув в его руках. И как плохо потом было ему. Очень плохо. До утра не мог прийти в себя, всего выворачивало.

Холодный мокрый нос ткнулся в руку, и Костас машинально потрепал золотистую шерсть Франка.

Верный старый пес. Единственный, кто любит его бескорыстно.

— Что, дружище? Соскучился?

Умные карие глаза уставились на хозяина с безграничной преданностью.

— Ну, иди сюда.

Дважды повторять не пришлось.

Франк положил морду ему на колени и блаженно зажмурился.

— Хороший мальчик, — тихо пробормотал Константин, поглаживая собаку. Правда, мысли его в этот момент были далеко.

Он снова видел сцену, разыгравшуюся в кабинете — испуганное лицо Катерины, плотоядную усмешку брата, и вновь ощущал бешенство, охватившее при виде холеной руки, сжимающей хрупкое плечико. И помнил чувство потери, непонятно почему, возникшее в тот момент, когда за секретаршей закрылась дверь.

Костас не привык лгать самому себе. Он понимал, что ситуация с новым соурсе грозит выйти из-под контроля. И все из-за сумасшедших эмоций девчонки. Он чувствует их. Ощущает ярко и полно, как если бы они принадлежали лично ему. И никак не может повлиять на собственную жажду, требующую быть рядом с источником, не отходить, держать при себе. Пусть сейчас он не пользуется ее енергиа, но и отпустить, как собирался, тоже не может. Не может, и все тут.

Покосившись на Франка, Костас хмыкнул. Как там? Собака на сене? Точно. Именно так он себя и чувствует.

Задумчиво покрутив зажигалку, он кинул ее на столик и уставился в окно.

Вспомнилось возмущение Катерины. Не помнит она, видите ли, таких цифр. Запомнит. Игорь так исправил все экземпляры контракта, что ни один черт не подкопается. Подпись — один в один. И суммы соответствующие. Пусть только попробует рыпнуться.

Он невесело усмехнулся.

Главное, не дать ей уйти, а дальше он решит, что делать.

Костя легко погладил задремавшего пса. Франк приоткрыл глаза и уставился на хозяина.

— Ничего, Франки, — тихо произнес Костас. — Ничего. И не с таким справлялись.

Ретривер подтвердил его слова басовитым лаем.

Терсенов посмотрел на своего любимца.

— Может, Софе позвонить? — задумчиво спросил он. — Отвлечься? Что скажешь, Франк?

Пес пару раз гавкнул.

— Вот и я думаю, что одиночество нам сегодня противопоказано, — кивнул Константин, набирая знакомый номер. — Лучше подстраховаться.

Он дождался томного "алло" и негромко произнес:

— Приезжай.

Все. Оставалось только встретить Соню и выкинуть из головы все мысли о Катерине и о ее вкусной енергиа. Если получится, конечно…

Катя взбила подушку и повернулась на бок. Два часа ночи, а сна ни в одном глазу. Что она только ни делала. И слонов считала, и овец, и стихи вспоминала, и английский алфавит. Бестолку. Мысли все время сбивались на проклятый контракт. Убедилась, называется. Просмотрела копию. Там этих штрафов — вагон и маленькая тележка. Целая страница мелким шрифтом. А она — ни сном, ни духом. И не докажешь, что после подсунули — подпись-то ее.