Повисла тишина.

– А что же ты? А ты, отец? – не выдержал Олтер.

Горцы закачали головами. Мать Предков изменила не только дана. Олтер, маленький мальчишка, творил на их глазах такое! Дорча на радость, а врагам во страх. Воистину, любимец Матери повелевал даже духами! Вот и сейчас: виданное ли дело – мальчишка влез поперек отца, а тот и бровью не повел!

– Декурион в огне, – отвердел лицом дан Дорчариан, и шепотки тотчас смолкли. – Я с ближниками иду в Декурион. Мы выступаем немедля!

Черноух, вождь черноухих, самого сильного и многочисленного племени северян, с неприязнью поглядывал на незваного гостя. Чужак пришел из дубовых земель и смог без препятствий пробраться в село вождя – и никто из мятежных родов его не тронул! Черноуху это не понравилось. Гость был опасен, он чувствовал это; за незнакомцем стояла грозная сила. Вождю северян негоже опасаться какого-то одиночки… Черноухие никогда не бегали от драки – вот и чернили уши, показывая врагам, что готовы умереть. Смеялись над смертью и врагами: мол, мы готовы, уши как трофей и коптить не нужно! Мы и сами уже их зачернили: режь да вешай на нить ожерелья! Приди и возьми! Попробуй только победи в бою!..

Но чужак не боялся черноухих и вел себя в жилище вождя как дома.

– Ты пришел из Империи, – понял Черноух и едва не поперхнулся брагой.

Имперских воинов и купцов он немало перевидал на Архогской ярмарке. Как раньше-то не догадался! Черноух присмотрелся. Одет чужак мудрено, одежа на горский манер, сапоги толгувские. Но кольчуга-то! Кольчуга до колен как хороша! Черноух зацокал языком, коря себя за невнимательность.

Гость не стал отпираться. Он уже изрядно подобрел и раскраснелся от выпитого.

– Так.

– И со всеми… младшими родами договорился? Они забудут распри… Вместе мы пойдем на алайнов?

– Так, – вновь кивнул чужак, и из ворота на грудь вывалился странный амулет: диковинная решетка с частыми дырочками. Гость торопливо спрятал ее обратно.

Недавно имперец тайно ходил на ту сторону, к проклятым алайнам. Как вернулся обратно, так сразу напросился к Черноуху.

– Империя напала на Дорчариан! – пьяно покачнувшись, выкрикнул чужак.

Вот теперь Черноух закашлялся по-настоящему! Чуть нутро не выпрыгнуло на стол…

– Рекс дорча заперт в долине, а танас скоро умрет. Никто не поможет алайнам! Пришла пора отомстить гордецам за все невзгоды! Ты, Черноух, возьмешь Алайну на меч! Можешь и Деву Воительницу попользовать… Взять силой… – Чужак захохотал и мигом вновь посерьезнел. – Тогда все северяне окрасят уши черным и склонятся перед тобой!

– Я не люблю старух, – скривил губы Черноух, скрывая дрожь в голосе. – Люблю молодую кровь, горячую.

Мысль, что он в бою возьмет силком дикую бабу алайнов, разрушит их башни и сожжет села, его возбудила. После такого и впрямь все северяне пойдут под его руку… В голове шумело, а уд воспрял – и Черноух вышел из-за стола, ввалился на женскую половину и долго брал младшую жену, которую недавно привезли из дальнего лесного рода.

А имперец покинул опустевшую горницу. Соглядатай уже не покачивался. Трезвым взглядом он окинул село и вздохнул. Работы предстояло много.

Гимтар приложил ладонь козырьком и глянул вдаль. По Долинному тракту ползла одинокая черная точка – всадник на темном коне. Чуть поодаль спешили селяне Паграбы.

«Как будто мало мне черных людей, – Гимтар покосился на чернобурочника, охранника Хродвига, замершего за спиной танаса. Второй невозмутимо наблюдал за ползущей вдали фигуркой. – Черный всадник несет черные вести… Беда».

Гимтар оглядел строй воинов, окинул пристальным взглядом походный лагерь на перепутье дорог. Никто не роптал от долгого бездействия, зима теплая – смех один, а не зима, еды вдосталь… Откуда же напасть?

Танас посмотрел на заход, где еще недавно висела над горами огромная мглистая туча, след подожженного Колодца. Вот уж беда бедой… Но теперь от нее не осталось и следа, как не бывало. Сейчас упрямец Алиас землю носом роет, выстраивает разрушенные шахты заново. Имперские порубежники под его началом воины злые, справные, да и работников хватает. Недаром Фракс оставил его за главного: Голос Империи небось и в верхнее село рвется, желает добраться до сбежавших рабов и все вытрясти, все разузнать. Только Тарх не позволит ему дознаться правды… Если, конечно, Быка не прибили озверевшие от бескормицы рабы. Гимтар покрутил головой и дернул за бороду. Пережил ли Бычок снегопады в Скейдане, смог ли крепкой рукой удержать и сберечь рабов?

Танас повернулся и глянул на восход, где за острыми вершинами пряталась высокогорная Пайгала. Уж не оттуда ли ждать беды? Все ли ладно с Ултером? Приведет ли верный Вутц парня в Алайну, как сговорились?

Подумав об Алайне, Гимтар перевел взгляд на север, куда устремлялась одна из дорог перекрестка. Скоро он отправится туда с войском, оставив большой отряд здесь, в лагере. Гимтар спешил в Алайну – все ниточки сходились там, среди стройных высоких башен на краю пограничного ущелья. Нужно торопиться – уж больно любимое присловье Хродвига пришлось алайнам по сердцу. «Бывших рабов не бывает», – любили приговаривать на северной границе Дорчариан. Если он не успеет и Тарх с восставшими подойдет раньше срока, то горячие алайны размажут беглецов, посмевших явиться на земли Воительницы, по окрестным скалам. Тарха и слушать никто не станет.

«Надо, надо поспешить, – вновь подумал танас, следя за странным всадником. – С Ултером назначено свидеться в алайнском краю, и Круг Хранителей назначен там же… Этой весной многое решится. Решится и для Столхед, и для меня».

Всадник приблизился, и Гимтар с удивлением признал в наезднике мальчишку Ойкона, дурачка из Ойдетты, а в скакуне – Сильного, жеребца Тарха.

– Злющий же конь, – удивился Гимтар и потрепал жеребца. Сильный помнил танаса и потому лишь фыркнул в ответ, – и как не прибил тебя?

Осунувшийся Ойкон с темнотой под глазами лучезарно улыбнулся, сползая с коня.

– Сильный скучал. – Мальчонка погладил жеребца по морде. – И я скучал. Вот мы и подружились.

Из толпы показался краснолицый Тагаур, староста Паграбы.

– Танас! Паренек снизу прискакал, по тракту… С долины, значица… Мы остановить хотели – не дается, кричит: «Гонец я к танасу!» Вот мы и проводили, значица. – В голосе радетельного старосты слышалась тревога, и танас махнул рукой.

– Так ты гонец, Ойкон? – мягко спросил Гимтар.

– Ага. – Мальчишка кивнул, набросил поводья на коновязь и полез за пазуху. – Ой! – вскрикнул он и захихикал, достав маленького воробья. Пошептавшись с птахой, дурачок вытащил следом кожаный тубус.

– Дедушка Гимтар! Тебе письмо от дедушки Гораха! Оно только для тебя, – добавил мальчишка, понизив голос и оглядываясь вокруг.