Родившаяся на склоне горы свежая трещина со скоростью курьерского поезда сбежала вниз и рассекла кальдеру надвое – в каком-то метре перед носовой оконечностью Аквариума.

Марсоход под управлением Капелли заложил крутейший вираж и, избегнув падения в огнедышащие недра, чиркнул колесом по стене Аквариума. После чего рывком остановился.

Что касается нашего марсохода, то он управлялся не столь опытным водителем. А может, нам просто везло меньше.

Очередным сейсмическим толчком нашу машину снова подбросило. И она, утратив сцепление с поверхностью, полетела кормой вперед прямиком в тот балкончик, с которого вещал Угол Девяносто.

К слову, предводитель инопланетян тоже успел сориентироваться. Точнее, за него сориентировались его телохранители, которые буквально силком втащили босса внутрь.

Я весь сжался, ожидая неизбежного удара.

Однако корма нашего марсохода не врезалась в стену Аквариума ни в ту секунду, ни в последующую.

Мы будто бы попали в невидимую вязкую патоку и сближались с инопланетной халабудой куда медленней, чем подсказывала интуиция.

Как мне позднее объяснил Капелли, мы попали в разновидность того самого гравитонного защитного поля, которое умели генерировать силовые агрегаты на наших поясах. Только, учитывая масштаб сооружения, поле это не имело такой высокой напряженности и не могло полностью погасить кинетическую энергию марсохода.

В общем, удар был неизбежен, но отложен на несколько драгоценных секунд.

И за те секунды успело произойти очень многое.

Трещина, фонтанируя струями кроваво-красной лавы, расширилась настолько, что в нее без труда поместился бы двухэтажный автобус. Как в высоту, так и в длину.

Аквариум, продолжая двигаться по инерции, наехал на трещину всей своей передней частью, которая, напомню, представляла собой усеченную пирамиду меньшей высоты.

Выдвинутый вперед мыс этой пирамиды оказался уже на противоположной стороне трещины, в то время как ее центр тяжести пока еще переползал продольную ось разлома.

А наш марсоход всё летел и летел – как в замедленной съемке. И до балкончика, казалось, уже можно дотянуться рукой!

Тут последовал еще один сейсмический толчок, и противоположный край разлома вдруг устремился ввысь, подбивая переднюю пирамиду под носовую часть.

Десятки дымчато-сизых стеклянистых плит обшивки одновременно сорвались со своих мест и полетели вниз, обнажая новый разлом – на этот раз посередине Аквариума.

Тут корма нашего марсохода наконец-то стукнулась о край балкончика, и в тот же миг из-за полученных повреждений выключился генератор гравитонного поля.

«Замедленное кино» закончилось. Марсоход, уже на полной скорости развернувшись вокруг своей оси от удара, влетел прямиком в трещину, рассекающую Аквариум.

Корпус машины сокрушил лес легких конструкций, повалил на бок кадку с ядовито-желтым растением, напоминающим увеличенный куст борщевика, и мы обнаружили себя… прямо в святая святых химероидов, на технологической палубе их звездолетного ангара!

– Всё! Выходим! – закричал Щенин и увлек нас с Тополем прочь из марсохода.

Тут же прямо перед нами, проявив завидный профессионализм, приземлился на своем ракетном ранце и почетный шмель КДО КПВ Густав Литке.

Я думаю, Густав Рихардович ждал этого момента лет двадцать как минимум. По крайней мере, выражение его лица – торжественно-лихое – свидетельствовало именно об этом.

– Внимание! – сказал он. – Справа от нас – звездолет химероидов. Его не трогаем и лучше в его сторону даже не смотрим. Наша задача – успеть отцепить тахионную антенну со всей отрицательной жидкостью. Аквариум может рухнуть в тартарары в любую минуту.

– Тахионную антенну? – переспросил Тополь. – Какую еще тахионную антенну?

– Да борону же, – вполголоса ответил я. – Тут всё равно больше отцеплять нечего…

Призывно взмахнув неким щегольским бластером (я такого раньше не видел… а главное: откуда он у него взялся, ведь Литке демонстративно оставил всё оружие на марсоходе?!), наш вождь увлек всех нас в сумрак ангара, где тревожно перемигивались зеленые огни.

– Где-то здесь должен быть лаз на нижнюю палубу, – снизошел он до объяснений. – А там – вся машинерия, связанная с антенной.

Я уверен, что в обычной ситуации – «обычная» тут означает, что Аквариум не разваливается на куски, а драгоценный звездолет химероидов не лижут хищные языки пламени из марсианской преисподней, – нас перестреляли бы как куропаток.

Охранная автоматика, надо отдать ей должное, боролась с нашим вторжением даже и в тех роковых обстоятельствах.

Тут и там по ангару были развешены плазмометные турели, которые посылали в нас смертоносные шаровые молнии. Но их прицельные системы явно не были рассчитаны на работу в условиях многобалльного землетрясения, а также на крен палубы в пятнадцать градусов. Поэтому большинство зарядов летело «в молоко». А те немногие, что мы с Тополем все-таки схлопотали, были успешно парированы нашими силовыми агрегатами.

Правда, у Тополя в итоге отстрелился тепловой сердечник. Это означало, что очередного попадания мой товарищ уже не пережил бы…

Но тут, на наше счастье, в тартарары улетел еще кусок Аквариума, и турели наконец заглохли…

Анонсированный Литке лаз на нижнюю палубу оказался квадратным проемом площадью эдак метров двадцать пять квадратных. То есть являл собой, по сути, большегрузный механизированный подъемник, на котором можно было бы тягать вверх-вниз самолет палубной авиации столетней давности.

У химероидов в Аквариуме, ясное дело, таковые не базировались. Но позаимствованный у хризалид биопринтер мог посоперничать с иным самолетом и в весе, и в габаритах.

Это была просто немереная дурища. Куда больше тех агрегатиков, что мы видели у Пахивира в Белом Зале.

– Да на таком динозавра напечатать можно! – ахнул Щенин.

– Похоже, его и печатают, – сказал я, вглядываясь в переливчатое мерцание у нас под ногами.

Мы стояли у края прямоугольного проема в палубе, направив вниз лучи фонарей. В темноте угадывались контуры биопринтера и пульсировали десятки живых огоньков, обрамляющих активную зону устройства.

Там, в этой активной зоне, прямо на наших глазах творилось таинство пресуществления белков, углеводов, минералов и жидкостей в… в монстра!

– Обещали альфа-пилота, – сказал я, – а это что?

За то время, пока мы с Капелли и Тополем собирали в «Городе-1» экипировку перебитых нами химероидов, я успел в общих чертах изучить анатомию этих непривлекательных существ.

И должен сказать, что тот, чьи контуры сейчас проступали в биопринтере, имел с ними совсем мало общего.