– Мы не утверждали, что Марс в вашем безраздельном распоряжении. Таких слов в документе нет. Мы говорили, что вы можете здесь жить, пока обстоятельства не позволят вам улететь домой.

«А что, юрист по межпланетному праву – перспективная профессия».

– «Разрешили жить» – это и значит «обязались не жить сами». Это очевидно всем разумным существам, – отрезал Угол Девяносто. Из розового он постепенно становился багрово-красным.

– У нас, людей, другие представления об очевидном, – сказал Литке.

– Чтобы откорректировать ваши представления, мы и собрались разорить вашу базу.

Но Литке решил обойти взрывоопасную тему о недавнем инциденте и перевести разговор ближе к насущным проблемам:

– А зачем вы похитили профессора Перова? Что вы этим хотели «откорректировать»?

– Профессора мы похитили потому, что ваша отрицательная жидкость очень плохого качества. Так было всегда. Но сейчас это стало проблемой. Профессор помог нам очистить жидкость перед тем, как мы залили ее в антенну.

– То есть дело сделано, так?

– Да, – согласился Угол Девяносто.

– Значит, мы можем забрать профессора домой? Мне хотелось бы, чтобы профессор Перов улетел с нами.

– Профессор этого не хочет. Он мечтает побывать на нашей родной планете Эу. Это станет возможным, когда появится альфа-пилот.

– Но он не может такого хотеть. У него шестеро детей и пятеро внуков. В конце концов, на двоих детей он еще платит алименты, если вы знаете, что это такое!

– Что такое алименты, я не знаю, – честно признался Угол Девяносто. – Сферы, касающиеся ваших репродуктивных обыкновений, всегда были для меня крайне загадочными. Но я знаю, что профессор не хочет ничего платить, не хочет детей, не хочет внуков. Он хочет путешествовать и познавать Галактику.

– …И водку бухать, – закончил за инопланетянина ехидна Тополь. Конечно, на закрытом канале.

На всем протяжении переговоров с химероидами я строго выполнял приказ «ничего не делать, ничего не включать и дожидаться дальнейших указаний». И с какого-то момента мне уже начало казаться, что никаких особенных «дальнейших указаний» я в принципе никогда не дождусь.

До меня ли этим небожителям, вершащим судьбы Млечного Пути?

Я не знал, что неумолимые уравнения небесной механики минута за минутой, секунда за секундой отмеряют время до событийной точки невозврата. Точки, в которой переговоры будут обречены прерваться и настанет черед действий.

Предвестником грядущих роковых событий стал внезапный маневр эскортирующих нас летающих тарелок.

Оба дисколета внезапно сорвались со своих позиций и со внушающей трепет скоростью устремились куда-то на юг.

– Куда это, интересно, их понесло? – спросил я Щенина.

– Скоро сам увидишь, – промолвил космодесантник загадочно.

Я был, конечно, заинтригован.

– Подлетное время сейсмозонда – двадцать секунд! – вдруг провозвестил на закрытом канале Благовещенский торжественным голосом.

Услышав это, Щенин превратился в молодого тираннозавра. В его движениях появилась стальная собранность. Он достал из рундука и перевесил на грудь два одноразовых штурмовых гранатомета и, играя желваками, скомандовал:

– Отряд, внимание! Боевая готовность номер один, оружие к бою!

Приказ Щенина настолько не вязался с плавным течением переговоров и предыдущими распоряжениями Литке, что я, ваш бывалый и дисциплинированный Комбат, чуть ли не впервые в жизни усомнился в психической вменяемости коллеги.

– Я прошу прощения, к какому бою? – спросил я тихо.

– Да-да, поясните свой замысел, будьте так добры, – поддержал меня Тополь.

– Замысел сейчас поймете, – ответил Щенин. – За оружие, главное, возьмитесь покрепче. Потому что сейчас так тряхнет, что оно на Плутон улетит.

– Подлетное время десять секунд! – фоном отрапортовал Благовещенский.

– Ладно, исполняем, – вздохнул Тополь.

– Пять секунд!

Я вложил ракетомет «Штурм» в набедренную кобуру и, приняв во внимание слова Щенина насчет «тряхнет», зафиксировал его специальной магнитной застежкой.

Лазерный автомат на коротком ремне я успел повесить на шею. Поплотнее прижал его к себе обеими руками и замер.

– Импакт, – констатировал Благовещенский.

Где-то через полсекунды после того как в наушниках затих голос инженера-кибернетика, я осознал, что монитор, показывавший всё это время гору Камзолина, теперь перечеркнут сверху донизу сияющим огненным шнуром. Шнур этот тянется откуда-то из-за верхнего края экрана и, окаймленный двумя черными курчавыми полосками, доходит в таком виде до самой вершины горы. Далее, уже прямо по ее каменистому склону, он продолжается, но – переменив цвет на более тусклый, оранжево-красный.

Мой мозг обрабатывал картинку еще секунду, пока я не понял, что нижняя часть шнура является на самом деле… грандиозной трещиной, рассекающей гору пополам! Верхняя же его часть – это след от какого-то объекта, который с космической скоростью упал в кратер мирно дремавшего вулкана!

И что – вероятно – есть некоторая связь между падением этого объекта и трещиной, которая… которая…

Шарах!

До нас дошла могучая сейсмическая волна восьмибалльного землетрясения, спровоцированного падением с орбиты сейсмозонда (а это был, конечно же, он).

Идущий впереди марсоход под командованием Капелли подбросило на высоту трехэтажного дома.

Подбросило и нас. Не так картинно, зато куда более опасно – с разворотом лагом по ходу движения!

– Чудеса на виражах, – проворчал Тополь и грязно выругался.

Литке, восседавший на крыше машины, не удержался и был сброшен с колесницы истории.

Но поскольку шеф – в отличие от нас с Тополем – не только знал точный хронометраж импакта, но и представлял себе его последствия, он успел включить ракетный ранец.

Вместо того чтобы удариться о твердь и убиться насмерть, Литке воспарил. Со стороны выглядело это довольно неуклюже и даже нелепо. Он долго не мог стабилизировать полет, кувыркался и выглядел очень комично.

– Поддатый шмель… на душистый хмель… – вполголоса пропел Тополь, сымитировав в воздухе и гитару, и вино с сигаретой.

– Тс-с, – сказал я. – Еще упадет.

Чего было больше в плане Литке – точного расчета или безумной авантюры?

В ту минуту, когда наш марсоход, по сути потеряв управление, скакал футбольным мячом по ходящей ходуном поверхности Марса и грозил на полном скаку врезаться в приближающуюся стену Аквариума, я бы сказал, что второго.

Однако следует отдать должное Литке (недаром же он долго изучал параметры движения Аквариума!): он точно рассчитал момент, когда инопланетное сооружение будет проходить через затянутую приметным оливково-зеленым языком застывшей лавы трещину, и учел главное. Там, где марсоход сможет аварийно затормозить, громоздкий Аквариум – не сможет.