неспешно дошла до лесопарка и выбрала дорожку, ведущую к озеру. Встав подальше от рыбаков, я выбросила телефон в воду. Он мило булькнул на прощанье. Симку я заранее вытащила и на обратном пути уронила в открытый канализационный люк.

Когда я вернулась, жена Олега все еще валялась без сознания. Сопля… Даром что бегает каждый день.

Я сходила на кухню, заварила чай. Вернулась, села на матрас, брошенный в углу, неспешно выпила чай, рассматривая свою жертву и настраивая себя.

Если она выбрала Олега в мужья, значит, в ней есть какой-то изъян. Нормальная женщина не купилась бы на бывшего уголовника!

Она такая же, как он. Просто тупая кукла, не человек. Бледная светловолосая кукла, довольно миловидная. У Олега по-прежнему хороший вкус! Хотя, конечно, рядом с Викой она и рядом не стояла. Смешно даже сравнивать!

Я отставила в сторону пустую чашку. От звука кукла вздрогнула и открыла глаза.

– Привет, Полина! – сказала я.

Глава десятая

Тряпку я положила поблизости, чтобы заткнуть ей рот, если начнет верещать. Но она и не пискнула. Уставилась на меня: глазищи в пол-лица, моргает как заведенная. Затем обвела взглядом комнату.

Смотри, смотри… Можешь даже составить мой фоторобот. Тебе все равно некому будет меня описать.

Она попыталась привстать, и вот тут-то случился конфуз. Правое запястье у нее было пристегнуто к батарее. Жена Олега подергала рукой, словно наручник мог расстегнуться, и снова взглянула на меня.

И опять ни воплей, ни идиотских вопросов.

– Можно мне воды?

Я кинула бутылку ей на колени.

Она выпила половину, установила бутылку между ног, тщательно завинтила крышку. Надо думать, ее мозги вскипели от напряжения. Зачем ее похитили? Почему ее держит прикованной женщина, а не мужчина? А может, я напарница сексуального маньяка, которая добывает для него жертв?

– У моего мужа нет денег. Ты зря тратишь время.

А, вот оно что. Решила, что я потребую за нее выкуп. Стоило промолчать, но я не удержалась:

– Серьезно? У монтажника нет денег? Кто бы мог подумать, елы-палы! Ты меня поразила в самое сердце.

– Я знаю, зачем ты все это делаешь, – сказала жена Олега и вытерла вспотевший лоб. Она довольно чужеродно смотрелась в этой комнате в своем щегольском спортивном трико, футболке и длинном расстегнутом худи – серо-голубом, под цвет глаз. – Слушай, это нелепо, честное слово. Подумай сама: зачем Олегу рассказывать моему мужу, куда он спрятал деньги? Даже если это он их украл… Пожалуйста, отпусти меня! Я никому ничего не скажу.

Я прищурилась.

– У меня для тебя сюрприз. – Мой голос охрип от злости. – Твой муж, дура ты набитая, это и есть Олег.

Она нахмурилась.

– Его зовут Антон.

– Твоего мужа до переезда в Москву звали Олег Макеев! – При слове «Макеев» она вздрогнула, и я заинтересовалась: – О как! Неужели он тебе рассказал, почему сменил имя и фамилию? Интересно послушать!

– Моего мужа зовут Антон Мисевич, – упрямо сказала она. – Он ничего не менял. Послушай… Как тебя зовут?

– Не твое собачье дело!

Она закусила губу. Помолчала, что-то обдумывая, и наконец решилась.

– Мой муж – честный и порядочный человек. Он мне все рассказал. Я знаю, вы все считаете, что он познакомился в колонии с парнем, который ограбил инкассаторов, и тот ему признался, куда спрятал деньги… Но это неправда!

– Мы все?

– Да, да, вы все! Ты и все эти люди, которые притворялись его семьей… Эти папы, мамы, сестры…

Мне показалось, я начала улавливать логику в ее ахинее. Вытащив телефон, я сунула ей под нос фотографию.

– Ты про этих людей?

Она нахмурилась, разглядывая их, и кивнула:

– Да, это они…

– Ты совсем пустоголовая. Это его родная семья, ясно? Иван, Лариса, Люба, Надя… – Я поочередно тыкала в загорелые лица. – И детей еще штук пять, может, шесть.

– Это не его семья! Отец и мать Антона умерли, я могу назвать кладбище, на котором они похоронены…

– Твоего урода зовут Олег!

– Я была у них дома!

– На кладбище?

– В Искитиме!

– Кладбище в Искитиме? – Я расхохоталась. – Ты запредельная дура, конечно. Тебя даже не жалко.

Она дернулась и замолчала.

Я вернулась на свой матрас. Надо было заткнуть ей рот кляпом и уйти, но я жутко устала после всей этой беготни сначала с книгами и неподвижным телом, а затем с ее телефоном. Мне хотелось просто молча полежать.

Но эта сука не могла сидеть тихо и держать язык за зубами.

– Пожалуйста, послушай меня! – Рядом начали штробить, и она заговорила громче: – Послушай! Здесь какая-то ошибка! Ты принимаешь меня не за того человека! И моего мужа тоже! Он не сделал ничего плохого. Еще можно все исправить, если ты отпустишь меня…

Все, я больше не могла это выносить.

– Можно исправить? – тихо спросила я и встала. – МОЖНО ИСПРАВИТЬ? Твой муж убил мою сестру! Он держал ее под водой, пока она не захлебнулась. А знаешь, почему ему это удалось? – Голос у меня дрожал от бешенства. Я нависла над девкой. – Потому что она рожала! Въезжаешь? Она не могла сопротивляться! Он утопил сначала ее, а потом ребенка! Их общего ребенка, которого он же ей и сделал за девять месяцев до этого! А теперь скажи мне, что здесь можно исправить, тупая ты тварь?!

Я едва удержалась, чтобы не схватить ее за уши и не начать колотить башкой об стену.

– Ты осталась одна после смерти сестры?

Я вздрогнула.

Девка смотрела на меня снизу вверх. Лучше бы ей втянуть голову в плечи и зажмуриться, но она этого не сделала.

– Ты осталась одна?

Точно так же на меня смотрела Вика. Как взрослый смотрит на ребенка.

Я отшатнулась.

Единственное, что было хорошего в моей семье, – это Вика. Я обитала на мусорной куче, питалась объедками, вела себя как свинья – и все остальные вели себя так же. Дрянь, гниение и плесень. Когда купаешься в грязи, быстро забываешь, что в мире есть что-то другое. Встречные видятся не людьми, а такими же свиньями, разве что некоторые маскируются получше. Но у каждого из-под маски лезет гнусное рыло с клыками.

Моя сестра была сделана из другого теста. Она была как тихое пение скрипки среди хрюканья и гогота. Ты слышал музыку и поднимался с карачек на колени, а потом вставал, пошатываясь. Только благодаря этому во мне сохранялось что-то хорошее.

Были ли у Вики недостатки? У нее была чертова прорва недостатков! Она была дура, не разглядевшая в своем парне конченого урода. Доверчивая идиотка, – и этого я до сих пор