окошка на душном чердаке, набитом мошкарой, как подушка – перьями. С собой у меня был бинокль.

Олег почти не изменился. Разве что отпустил короткую бороду и похудел. Много курил на заднем крыльце. Гладил приблудного кота. Поливал кабачки и тыквы. Мамаша то и дело обнимала его, а отец, проходя мимо, хлопал по спине. Потом набежала родня и соседи: пили, пели, слушали Ваенгу…

Я смотрела на них и думала: знают они или нет? Понимают, что он и в самом деле убийца? Или он убедил их, что его оклеветали?

А если понимают, неужели им все равно?

Не могу объяснить, зачем я провела на чердаке двое суток. Когда Олег уходил в дом, меня начинало ломать. «Покажись, сволочь, покажись!» Я бормотала это, прижимаясь носом к пыльному стеклу. И когда он и в самом деле показывался в саду, меня охватывало облегчение.

Он здесь.

Никуда не делся.

На второй день я стала представлять, что убиваю его. Стреляю, как снайпер в фильмах… Я прицеливалась, зажмуривала глаз, наводила вытянутый палец, как ствол, на лицо Олега… Паф! Нет, лучше в грудь. Паф! Я изрешетила его. Я палила ему в ноги, в живот и в пах. Простреливала коленные чашечки.

Именно тогда ко мне пришло понимание, что этого недостаточно. Нельзя его просто убить! Он не заслужил быстрой смерти. Выстрел в голову – это подарок.

Я торчала на пустом чердаке, где воняло мышиным пометом, и думала о том, чего хочу по-настоящему.

Хочу, чтобы Олег мучился и знал, за что именно. И еще чтобы он знал, кто его терзает.

Как долго?

Наверное, неделю. Может быть, две. Но каждую минуту из этих двух недель его должно трясти от страха.

Пожалуй, это меня бы устроило.

Прежде я воображала, как убиваю его. Прохожу мимо и втыкаю в его брюхо нож. Или стреляю – так же, как сегодня, только по-настоящему. На чердаке стало понятно, что ничего подобного не произойдет.

Я убью его иначе.

В понедельник я написала заявление на увольнение. Мне казалось, в любую секунду, пока я торчу за стойкой, Олег может исчезнуть. Я выдавала полотенца – и представляла, как он уходит из дома с рюкзаком за спиной. Теряется в лесу, в горах, на берегу океана… Эта навязчивая мысль меня измучила. Даже Воропаев заметил, что со мной творится что-то неладное. Я бездумно соврала, что боюсь снова провалиться и не поступить в институт. «До экзаменов еще очень далеко», – сказал Воропаев, странно посмотрев на меня.

Даже времена года куда-то исчезли. Остались только мы вдвоем с Олегом, будто дети, вскарабкавшиеся на карусель и выбравшие себе по лошадке. Олег меня не замечает. Я сижу прямо за ним. Карусель несется все быстрее, мне приходится крепче держаться за гриву своего коня, и все, что я вижу, – это спину впереди сидящего всадника.

После увольнения я неделю провела в соседнем доме. Олег пинал балду. Бухал с приятелями. Изредка куда-то уходил. Я не могла следить за ним – меня мигом бы спалили, – так что приходилось ждать его возвращения.

Я тупо сидела и пялилась в окно. Ела тушенку из банки. Пила воду.

Вокруг кружили мухи. Пыль рассеивалась в столбе света, как песок в воде.

Бессмысленное время. Целые часы, ухнувшие в пустоту.

Но я не могла оттуда уйти. Меня тянуло в полузаброшенный дом, как магнитом.

За эти дни стало окончательно ясно, что весь мой план – просто дерьмо.

На что я рассчитывала? Мне казалось, я буду следить за Олегом, узнаю все о его жизни, а потом придумаю жестокую месть – и исполню ее.

Уже на второй день чердачной вахты я поняла, что осуществить задуманное невозможно. Как проследить за Олегом, если он знает меня в лицо?

Все это было тупостью с самого начала!

Мой потолок – это и впрямь пырнуть его ножом.

А ведь я уже начала представлять, как похищу его! Воображала, что открываю багажник машины, а внутри лежит, скрючившись, Олег со связанными руками и черной полосой изоленты на месте рта. Надо было меньше смотреть глупых фильмов!

Я ни на что не способна. Пустое место. Мне стоит вернуться к отцу и делать то, что он скажет. А еще лучше – превратиться в подобие матери. Зря я отказывалась от наркоты, которую предлагал папаша!

Пискнул телефон. «Нужно поговорить», – написал Воропаев. Знаю я, чего он хочет. «Переезжай ко мне, места хватит. Хотя бы попробуем!» Он уже заговаривал об этом, с каждым разом все настойчивее.

Я обхватила голову руками. Что мне делать?! У меня было четыре года на подготовку – и чего я добилась?

Я ничем не помогла Вике, когда она была жива. И не могу отомстить за нее теперь, когда она мертва.

Если бы я верила в бога, я бы стала молиться. Но вместо бога у меня был Карамазов. Дима-дед, добренький, любимый, хороший! Ты меня защищал все мое детство! Только благодаря тебе и Вике я выросла хоть немножко человеком, а не таким же отродьем, как мой отец! Пожалуйста, помоги мне! Это в последний раз – и больше я тебя ни о чем не попрошу!..

Шаги на лестнице.

Я прислушивалась в изумлении, даже не пытаясь спрятаться. Кто-то проник в дом, но точно не через дверь – я бы увидела людей или подъезжающую машину! Значит, это не хозяева.

Поднимался кто-то грузный, тяжелый.

Воропаев?!

Или Олег?

Карамазов не мог бы забраться по крутой лестнице, даже если бы он магическим образом материализовался в сенях.

Складной нож скользнул в мою ладонь. Я нажала на кнопку, и выскочило лезвие. Я ждала, сжимая рукоять, почти обрадовавшись, что наконец-то можно будет действовать, а не тухнуть у окна.

Человек, поднимавшийся на чердак, остановился.

– Давай ты не будешь ничем в меня кидать, ладно? Я просто хочу поговорить.

Я настороженно молчала. Голос вроде незнакомый… Это кто еще такой?

– Просто поговорить, – повторил он.

Над люком показалась голова. Затем руки. Ладони уперлись в края, и гость вытолкнул себя целиком. Встал в полный рост и сразу расчихался.

Я молча смотрела на него, не веря своим глазам.

– Я без оружия! – Он поднял испачканные руки вверх. – Ну и духота… Давай, может, спустимся? Там хоть есть чем дышать.

Три часа спустя я вышла из дома, почти не скрываясь. На моем лице играла широкая улыбка. Так легко я себя не чувствовала с того времени, как мы с Воропаевым ходили в поход. Да, теперь мне было чем дышать!

У меня появился