Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Сары уже не было рядом, и гордость не позволяла мне ей позвонить. Кроме того, мне было слишком стыдно принять предложение Джеммы заплатить за роман а-ля Ширли Валентайн.
– Ты – что?
– Я иду на встречу анонимных должников с подругой Дейзи.
– Тебе не кажется, что это чересчур? – сказала Рейчел.
– Нет, у меня проблема с деньгами, и это может помочь.
– Просто работай побольше – разве это не решит твою проблему?
Но я не хотела ничего слышать. Я так глубоко погрузилась в спираль жалости к себе и самопомощи, что считала, будто все ответы должны приходить в той или иной форме терапии или самоанализа. Поэтому я села в метро и добралась до Найтсбриджа, одного из самых богатых районов Лондона, чтобы встретиться с такими же нищими, как я. Или, может быть, даже хуже – по крайней мере, я надеялась, что их жизнь будет в такой жопе, что я почувствую себя лучше.
Но, к моему разочарованию, этого не произошло. В историях, которые рассказывали эти люди, явно не хватало конкретики. Я отчаянно нуждалась в том, чтобы кто-то рассказал, как набрал 100 000 фунтов по кредиткам, и это дало бы мне право подумать: «Слушайте, а я не так уж плоха!»
Но они этого не делали. Я просто слушала, как другие люди говорят о жизни, а затем встала и произнесла: «Здравствуйте, меня зовут Мэриэнн, и у меня почти 20 000 фунтов долга».
В тот момент я чувствовала себя еще более оголенной, чем на том офисном стуле в окружении натурщиков.
Но я быстро поняла, что нахожусь не в том месте. По мнению АД, мои долги были болезнью, над которой я бессильна. Но это ложь: я не бессильна и не хочу притворяться, что это так.
На следующий день я позвонила в StepChange, благотворительную организацию по выплате долгов, и поплакалась в трубку, объяснив свою ситуацию. Терпеливая женщина рассказала мне о том, что я могу прекратить выплаты по моим овердрафтам и кредитным картам, чтобы позволить им вмешаться и организовать за меня программу платежей. Это полностью испортит мой кредитный рейтинг, но если я больна, не могу работать, позволить себе крышу над головой или кормить каких-либо иждивенцев, то так будет лучше.
Я почувствовала еще большее отвращение к себе, чем накануне вечером. Я не больна. Я в состоянии работать. Ради бога, у меня есть карьера, нет иждивенцев и ипотеки. Моя проблема с финансами – это только моя вина, – и я в состоянии из нее выбраться. Я поблагодарила ее и повесила трубку. Я не заслуживала ее сочувствия. Я заслужила огромный пинок под зад.
Итак, до конца августа я решила поставить селф-хелп на паузу и направить всю свою энергию на реальную самопомощь – то есть зарабатывание денег. Я практиковала терапию отказа и бесконечно писала по электронной почте всем знакомым и незнакомым редакторам. В течение четырех недель я работала без перерыва, семь дней в неделю, с 7 утра до 7 вечера. «Тайна» ничем мне не помогла, я помогла себе сама.
Я протестировала различные скорости сушки двадцати фенов и написала статью о шампуне для лошадей, который стал невероятно популярен среди людей. Я провела два дня с визажистом, который загримировал меня под Джека Николсона из «Сияния». Серьезно, с деревянной дверью и всем таким. Я написала о легинсах (которые все еще заставляли меня потеть в тех местах, где я не хотела потеть). Осветила документальный фильм BBC о передовых хирургических операциях для животных, включая операцию по удалению катаракты для орангутанга Розмари, операцию на мозге для тигра Тиары и протез хвоста для дельфина Фудзи. Я написала о кремах от солнца. Снова. Я съездила на аукцион в Южном Лондоне, чтобы купить вещи из потерянного багажа…
Никогда в жизни я не была так благодарна своей работе. На что тут, черт возьми, жаловаться? Мне так повезло, что я могу зарабатывать деньги, занимаясь всеми этими веселыми интересностями, – так почему я вообще хочу большего? Мне просто нужно повзрослеть и перестать быть таким избалованным ребенком. Стать практичной, а не эмоциональной. Действовать вместо того, чтобы блуждать в собственной голове.
К концу месяца я не то чтобы снова была на коне – но, по крайней мере, взяла под контроль долги. Я не знала, стоит ли мне возвращаться к саморазвитию. Может быть, настало время вернуться в реальность. Взглянуть правде в лицо.
– Думаю, именно это тебе и надо было вынести из своего эксперимента, – сказала Шейла по телефону. – Что твоя жизнь и без того хороша.
Но так ли это? На августовские банковские каникулы[1] мой друг и бывший коллега пригласил меня на барбекю. Я не хотела идти, но после ссоры с Сарой боялась потерять кого-то еще. Всю дорогу от Арчвэя до Клэпхема я ехала на автобусе. Это заняло два с половиной часа, но автобусы дешевле, чем метро, так что я решила помучаться.
– Давно не виделись, – сказал мой другой коллега, Том, открыв дверь и проводив меня в сад. – Чем занимаешься? Пишешь? В последнее время редко вижу твое имя, – сказал он.
– Да, я делаю кое-что, но не так много, как раньше.
– Да уж, рассказывай, – сказал он. – Даже моя мать больше не верит в то, что я журналист. В наши дни никто ничего ни за что не платит. Журналистика идет ко всем чертям…
К нам присоединилась еще одна коллега Лесли с угольно-черным бургером на бумажной тарелке.
– Журналистика умерла, – объявила она между двумя укусами. – Печатным СМИ конец. Теперь дети пишут в блоги… На днях меня попросили написать что-нибудь для нового сайта. Я спросила, сколько они платят, и они ответили: «Нисколько! Это для портфолио». Для портфолио? Я журналистка. Я пишу, чтобы оплачивать счета…
И они продолжили говорить о закате индустрии.
Это удручало, так что я попыталась добавить оптимизма:
– Да, но мир меняется, нет смысла на это жаловаться. Остается просто брать лучшее от того, что имеешь.
– И как же это сделать? – сказал Лесли.
– Ну, у нас появилось много возможностей, которых до этого просто не было. Посмотрите на всех этих людей, которые делают состояние на YouTube. Теперь можно снять, что угодно, не выходя из спальни, – сказала я.
– Я провела двадцать лет на Флит-стрит не для того, чтобы снимать видосики в спальне, – ответила Лесли.
– Люди, которые пишут бесплатно, убивают нашу индустрию, – добавил Том.
Я извинилась, сказав, что мне нужно в туалет, но вместо этого зависла на кухне, запылесосила в себя ярко-оранжевые чипсы тортильи и присоединилась к другому хору обреченности и уныния: «Вы видели цену на квартиры-студии в Клэпхеме?»
Эти люди были более платежеспособны и успешны, чем я. У них были дети, ипотека, пенсии и планы на отпуск, в то время как мне всего несколько недель назад пришлось платить кредиткой за тампоны – но, Боже, как они были несчастны. Я не хотела быть такой.