Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Павловой выдали больше с условием, что кордебалет для своих выступлений найдет сама.
В Петербург был отправлен чек на 21 000 рублей в качестве погашения неустойки по контракту. Контракт расторгался, и впредь Анна Павлова могла выступать только как приглашенная балерина.
– Как хорошо, что об этом не знает мама!
Любовь Федоровна знала, но что она могла поделать со своей взрослой дочерью, да еще и находившейся так далеко от дома? Для того ли она воспитывала свою Нюрочку, чтобы та вот так легко отказалась от всего? Газеты писали, что ради денег стала выступать в варьете. Так объяснил журналистам Дягилев, а для Любови Федоровны варьете сродни кабаку.
Она во всем винила барона Дандре, смутившего и бросившего ее дочь.
Однажды Дандре встретил ее на Невском, остановил экипаж, предложил подвезти. Любовь Федоровна отказалась, тогда Виктор вышел, принялся расспрашивать об Анне – что да как? Мать ответила, что прекрасно, танцует в главной американской опере, и неожиданно для себя добавила, что Нюрочка собирается замуж за миллионщика. А как же иначе, в Америке все миллионщики!
Дандре явно расстроился, а Любовь Федоровна обрадовалась: пусть знает, как Нюрочку обижать!
Была свобода, но теперь она уже знала, что не может надеяться на Дандре рядом, их судьбы просто разошлись разными путями.
Не всем же любить и быть любимыми – слабое утешение, но другого просто нет.
Может, следовало оставить все, как есть, – жить на положении запасной супруги, танцевать старые балеты в Мариинском и делать вид, как Кшесинская, что все в порядке? Теперь, столько пережив и став во сто крат мудрее, Анна понимала, что всесильная Матильда вовсе не так сильна, что она также беззащитна и также страдает. Но никогда этого не показывает.
– Нет, между нами есть разница – Кшесинской все равно, что танцевать, лишь танцевать, у нее есть сын, а у меня только мама, да и та далеко-далеко. И танцевать я буду не просто так, а по-своему, как Дункан, то есть по-павловски.
А Дандре? Хорошо, что он был в жизни – подарил любовь и растворился в воздухе, словно сон. Сколько она танцевала таких ролей – с обманами, несчастной любовью и прозрением? Вот теперь роль в собственной жизни.
Анна не подозревала, что основное у нее только начинается…
Все лето они не просто танцевали с Мордкиным, а завоевывали зрителей. И ведь получилось, оказалось, что даже в очередь с дрессированными собачками посреди танцпола, вокруг которого снуют продавцы пирожков, можно танцевать по-настоящему. Если ты не отрабатываешь положенный номер, а вкладываешь в него душу, то и продавцы просто присядут в сторонке, и собачки почему-то перестанут лаять, а дрессировщики замрут, боясь пропустить хоть движение, и позади стульев также застынут разодетые в пух и прах светские львицы, которым не хватило билетов с местами… А «Палас-театр» станет самым модным в Лондоне местом.
В то лето привычную столетиями тему погоды сменила тема Павловой. Стоило встретиться двоим лондонцам, как звучало:
– Вы видели вчера Павлову? Нет? Непременно посмотрите ее новый танец.
Успех колоссальный. А осенью новые гастроли в Америке… И тоже успех.
Теперь за Павловой и Мордкиным следовали толпы желающих взять интервью, получить автограф, просто поглазеть.
Иногда страшно раздражало:
– Я что, обезьяна из зоопарка?!
На двухэтажном автобусе огромное изображение балерины. Часть его «съедают» окна, сама картинка ужасная, с нарушениями пропорций, рваная и бессмысленная. Ни на Павлову, ни на «Лебедя» не похожа совсем.
Увидев этот кошмар, Анна не сразу поняла, в чем дело, но надпись ставила все на свои места: «Анна Павлова». Никто не мог понять, почему она рыдает, ведь это признак популярности.
Уж такого «добра» хватало с лихвой… В Парижском ресторане лягушачьи лапки под названием «Ножки Павловой»!
Однажды, когда их отношения еще были хорошими, Анна спросила у Кшесинской, как отвечать на нелепые оскорбления. Та пожала плечами:
– Только не замечать! Чем больше будешь злиться или оправдываться, тем больше будут оскорблять.
Павлова глупости словно не заметила, зато заметил Мордкин. Увидев в меню имя партнерши, потребовал немедленно принести блюда своего имени! Шеф-повар оказался не промах и…
– Прошу вас! Яйца «а ля Мордкин»!
Анна едва успела выскочить из-за стола, пробормотав, мол, носик припудрить. В дамской комнате вдоволь нахохоталась, но и после, стоило вспомнить название блюда, закусывала губу, чтобы не рассмеяться. Мордкин все заметил, понял и не простил.
С Мишей вообще отношения трудные.
И не только с Мишей Мордкиным, но и с давним другом и партнером Мишей Фокиным.
Как-то так получалось, что в последние годы самые эффектные танцовщики в Москве. В Мариинском после Гердта столь же ярких исполнителей не было, таланты были, несомненно, талантами Петербург всегда был богат, но тот же Фокин предпочитал ставить балеты, а не танцевать.
Конечно, в Мариинском был Вацлав Нижинский, которого Дягилев уже слишком серьезно запряг в свою работу. Нижинский безумно хорош в прыжках! Он словно зависал в воздухе, однажды так и ответив на вопрос журналиста, мол, тяжело ли вот так прыгать:
– О нет. Это очень просто – нужно всего лишь подпрыгнуть и немного зависнуть.
В паре всегда сильней кто-то один. В балетах Петипа это были балерины. Партнеры существовали для поддержек и выполнения части вариации, пока балерина за кулисами пытается отдышаться. Все либретто о прекрасной или несчастной любви девушки, потому балерина в центре внимания. Анне это нравилось, кого же танцевать юной полувоздушной девушке, как не такую же девушку?
А Фокину не нравилось. Нет, Мише нравилось исполнение Ани, но либретто балетов он не принимал категорически.
– Аннушка, ну неужели не надоели все эти принцы и влюбленные пастушки?
В первый год в Мариинском она пыталась спорить, говорила, что балеты разные:
– Разве похожи Жизель и Никия? А Китри и Аврора?
– Зато партии очень похожи. Сколько еще десятков спектаклей будет поставлено из того же набора па? Роли можно не прорабатывать, переноси набор па-де-де и вариации из одного в другой и достаточно.
Анна чувствовала, что он прав и не прав одновременно. Классические балеты и впрямь изобилуют одними и теми же па, но как же иначе, не на руках же ходить, как в балагане. Но то, что Миша начал ставить у Дягилева, нравилось Анне еще меньше. Она отказалась танцевать Жар-Птицу, посчитав ее немелодичной. А Тамара Карсавина станцевала и имела бешеный успех.
И все равно Анна чувствовала, что это не ее. Вот «Лебедь» – да, а Жар-Птица нет. Она попыталась сама из набора все тех же критикуемых Фокиным па создавать мини-спектакли. Кажется, получилось.