ПРИМЕЧАНИЯ

Запись сказки об Иване-Кобыльникове сыне сделана А. А. Макаренко в 1896 г., напечатано в «Живой Старине» 1912, II—IV, стр. 357—365 (в юбилейном выпуске, посвященном памяти бр. В. и Я. Гримм).

Текст Чимы сближается с серией сказок о героях, рожденных чудесным образом от животных, рыб или каких-нибудь предметов. Напр., Аф. 76 (Иван-Коровий сын), Аф. 75 (Иван Быкович; Онч. 4 (Федор Водович и Иван Водович), Сиб. 14 (О трех богатырях — Вечернике, Полуношнике и Световике», где герои — дети золотой рыбки) и др. Наиболее близок к тексту Чимы Худ. II, 54. (Иван-Кобылин сын). Описание момента и способа рождения и, вообще, весь этот эпизод носит резко местный колорит и не имеет соответствия в остальных текстах. Может быть найдутся следы в сказочном эпосе сибирских туземных племен.

В дальнейшем изложение развивается по типу сказки о двух братьях: Анд. 303. Сравн. Аф. 92; Эрл. 3; Онч. 4 в сочетании с сюжетом освобождения царевны от змея: Анд. 301-А.

Главнейшие особенности текста отмечены во вступительной заметке. Следует также выделить оригинально изложенный эпизод встречи Ивана Кобыльникова со своей женой в царстве змея, где сказитель снова выходит далеко за пределы обычных сказочных канонов.

СКАЗКИ П. БОГДАНОВА

П. БОГДАНОВ

БОГДАНОВ Парамон безземельный, многосемейный крестьянин-бедняк одной из деревень Белозерского края. «Средствами пропитания — рассказывают о ием собиратели, — служит ему лишь его ремесло: он — швец, ходит, большего частью по своей волости. Благодаря своей профессии знает очень много сказок». Составители сборника сказок Белозерского края, Б. и Ю. Соколовы считают его одним из лучших сказочников края.

К сожалению, и от него, так же, как от Чупрова или Семенова, записано очень мало сказок — всего пять текстов; таким образом, ни его репертуар, ни особенности стиля не могут быть выяснены с достаточной полнотой и отчетливостью. Но, все же, его тексты послужили предметом специального, небольшого исследования, в котором очень удачно охарактеризованы основные черты художественного метода сказителя, поскольку это позволял скудный материал, имевшийся в распоряжении автора.[45]

Автор называет П. Богданова «сказочником, сумевшим чрезвычайно удачно сочетать в своем творчестве формы старинной сказочной обрядности с ярким индивидуальным мастерством, сказывающимся в разработке отдельных моментов традиционной схемы. По подсчету Э. В. Гофман в сказках, вошедших в белозерский сборник, только 25% сопровождаются концовками; между тем, у П. Богданова концовка отсутствует только в одной сказке, при чем нужно добавить, они и разнообразны и индивидуальны. Точно так же он строго сохраняет и зачинные формулы (в трех сказках из пяти), начиная ими не только волшебные, но и бытовые сказки — в том числе и сказку о том, как поп работников морил: обычно же сказки этого типа лишены традиционной обрядности.

Наконец, для него характерны повторения, градации, закон трехчленности, обычные сказочные схемы и формулы. Замечательны и его композиционные приемы: бытовой сказке он придает традиционное оформление, свойственное только сказкам фантастическим, а последние он насыщает огромным бытовым материалом. Так, напр., сказку о золотом яичке сказитель начинает с бытовой, детально разработанной картины раздела крестьянской семьи. «На фоне сказочного шаблона, — пишет Э. В. Гофман, — развертывается трагедия крестьянского раздела, семейных разногласий, вызванных невестками и беспомощного положения мужика, лишенного хозяйства». В таких же, резко-бытовых очертаниях, в кругозоре деревенского рабочего обихода, обрисована фантастическая, по существу, встреча бедного мужика со своей судьбой. Резко подчеркнуты бытовые детали и в разработке сцены утраты одним из сыновей чудесного дара: он приходит из бани, садится пить чай, в стакане оказалось подмешанным вино («а... он хмельного не потреблял»), выпитый стакан его опьянил, он падает и т. д.

Бытовыми подробностями осмысливаются и традиционные схемы и ситуация. Прекрасный пример в той же статье Э. Гофман — завязкой сказки о попе служит традиционное положение о старике-отце и его трех сыновьях: двое умных, третий дурак. Сыновья поочередно выполняют одно и то же дело, при чем удачнее всех это выполняет младший. Это — шаблонная сказочная схема. «Но — пишет автор — П. Богданов сумел настолько расцветить эту шаблонную экспозицию прямой речью, психологией героев, бытовыми подробностями, что она неразрывно сливается с бытовым сюжетом, являясь мотивировкой всего его построения. Мы видим здесь и крайнюю бедность крестьянской семьи, и вызванную этим необходимость одному из сыновей итти в батраки, и неохоту сыновей итти в люди. В развязке, помимо традиционного возвращения младшего, удачливого брата, дано разрешение и главной теме — жадность попа: поп стал такой добрый — стал работников жалеть».

Таким образом, быт, фантастика и традиционные схемы, в его изложении, являются не разнородными элементами, как это иногда встречается у сказочников, но сливаются в единое неразрывное и органическое целое.

Сложнее вопрос — об идеологической стороне его сказок. По мнению Э. В. Гофман, «здесь труднее всего отыскать индивидуальные черты. Добро награждается, зло наказуется; бедность обычно вознаграждается всякими земными благами; поп изображается жадным, корыстолюбивым и охочим до женского пола, — все это традиция, шаблон, идущий от поколения в поколение, из сказки в сказку». Это — не совсем так. Несомненно, что в основе все это — традиционно, но разве уже не свидетельствует о том или ином умонастроении и понимании мира выбор определенных элементов из общей традиции или определенная их комбинация. Правда, неполнота материала заставляет с большой осторожностью устанавливать какие-либо взгляды, но и то, чем мы располагаем, в достаточной мере определяет основную тенденцию сказочника.

Исходный пункт всех его сказок, как это указано и самой Э. В. Гофман — мотив бедности, который всегда «чрезвычайно обстоятельно им развивается». Эта же точка зрения бедняка является и формирующим моментом в выборе репертуара и обработке материала. Традиция Парамона Богданова — не просто общесказочная традиция, но та, которая характерна для бедняцких слоев сказительства. И совершенно прав Б. М. Соколов, когда он указывает на сказки П. Богданова, как на один из самых ярких примеров проявления классовой борьбы крестьянства с попами на экономической почве. «Психоидеология бедняцкого крестьянства проявилась здесь с особенной силой и яркостью». Далеко не случайно, что в репертуаре такого рода бедняков-сказителей всегда оказываются, иногда даже преобладают сказки о попах. Бедняцкая психология сказочника отразилась и в разработке сюжета об утке с золотыми яйцами, где — особенно для этого типа сказок — резче всего подчеркнут мотив имущественного неравенства двух братьев и даны яркие, художественные картины семейного быта крестьянина-бедняка.

11. ЗОЛОТОЕ ЯИЧКО

В НЕКОТОРОМ царстве, в некотором государстве жил-был мужик богатейший. У него было три сына: два умных, а третий Иванушка-Дурачок.

Старик захворал и своим