глазам. — «Неужели этот дохтор вылечил мою дочь и с ей и идет?»

Вдруг подходит его дочь. — «Здравствуйте, маменька и папенька! Меня вылечил этот дохтор. Я — говорит — желаю быть жаной его!» Король немного думал, сейчас свадьбу сыграл. Повенчал. Живут — поживают себе. Потом она стала добираться у его: «Почему ты, говорит, золотом плюешь?» — «Я, говорит, плюю золотом по природе: у нас вся природа золотом плюет!»

Ну, сколько ни добивалась, не может добиться. Вот она сделала пир, наварила пива, набрала всякиф вин разныф, назвала гостей и стала упрашивать, не можете ли втравить как-нибудь моёго мужа, штобы выпил рюмку вина (а он хмельного не потреблял). Вот эти гости на пиру пили, а его встравить никак не могли, штобы хоть каплю вина выпил. Так и гости все разошлись, ничего не могли сделать с им.

А ей все-таки охота достукаться. Взяла стопила байну. Утром он в байну; она согрела самовар, заварила чай и валила ему стакан чаю и в эфтот стакан самых дорогих напиток налила. Вдруг Мишка приходит из байны, садится пить чай. Сел за чай, выпил стакан, его и охмелило, он и пал. Жана и говорит: «Слуги, снесите его в спальну: он угорел видно». Слуги положили его на кровать, на перину.

Он там полежал несколько время, его смутило, он и сблевал — и выблевал этот самый пупок, с которого он золотом плюет. Тотчас его жана увидала, взяла обмыла пупок, съела и плюнула — выскочила золотая. — «Ах, вот отчего он, значит, золото плевал! Слуги — говорит — возьмите его, снесите пьяницу в нужник: ишь, всю комнату сблевал!» Слуги взяли его и выбросили в нужник. Он там очувствовался и говорит: «Господи боже, как я сюда попал? Сидел за чаем и очу́тился в нужнике. Што-нибудь наверно не ланно случилось. Куды же я теперь пойду — нагой и весь в гомне. Ведь мне стыдно и на люди выйти!»

Взял в рогозку обернулся и вышел из города вон. Вышел к канавке, взял умылся, и стал дальше продолжать. Шел и шел, всё лесом и всё лесом. Дошел до того, што итти устал. Стоит одна яблонь и такие яблоки красивые — на их бы всё и смотрел. Сицясь он нарвал этих яблок и наелся. Вдруг оброс рогам весь. — «Господи боже, што надо мной село?! Я теперь пропал! Правда брат говорил. Топерь денег нет и рогам оброс! Куда я пойду топерь?!»

Так от яблони начал карапкаться прочь, да рога мешают: цепляют все за деревья. Добрался до другой яблоне, сорвал яблок, съел — рог свалился. Так наелся этих яблоков — все рога свалились. Тотчас взял этих яблок нашшипал. Потом и к той яблоне, и тех нашшипал. И воротился опять обратно в город.

Пришел в город, розыскал свою старушку опять на задворенках. — «Бабушка, пусти меня ночевать!» — говорит. — «Милости просим, дитятко! Ночуй!» — говорит. Вот он остановился ночевать. Бабка накормила его ужином н спать повалила. — «Бабушка, нет ли у тебя новенькой корзиночки? Снеси вот эти яблочки к королеве и продай». Бабушка принесла корзиночку. Он намял ее цельную яблоков. Она понесла к королеве. Служанки выходят: «Бабушка, што несешь?» — «Да вот яблоков продавать!» Королева обрадовалась, яблочки купила. Купила и сицясь в свою комнату и давай поедать. Што яблочко съест, так рог вырастет, так рог вырастет. Так вся рогам и обросла.

Слуги за дохтором побежали. Дохтора пришли с пилам, рога́ пилить начали. Што рог отпилят, — то ешшо больше с отростьем выростет. Побились, побились, — ничего не могут сделать.

Доложили королю. Король сгоревался, не знает — как эти рога снять. Сицясь подает афишки во все края, во все разные губернии, кто может ехать к королю. Наехало дохторов со всех мест и — давай рога отпиливать. Што рог отпилят, то насупротив ешшо больше выростет и с отростем. Побились, побились, — ничево не могли сделать с рогам, так и разъехались.

Вдруг этот бабкин ночлежник посылает свою бабку: «Пойди к королю и скажи, што у меня есть ночлежник, берется рога снять». Король сицясь же приказал ночлежнику притти к ему во дворец. Ночлежник вошел во дворец. Король и спрашивает: «Што, ночлежник, можешь рога моей дочере снять?» — «Могу», говорит. — «А как же ты их будешь снимать?» — «А нужно стопить байна и в байне распарить рога́, потом я буду снимать их. И свесть ее в байну и запереть на замок и до тех пор не отпирать байны, пока я не скажу; а если раньше отопрёте, то дело у меня сорвёте, и не снять мне будет рогов». Так с королем и условились.

Король приказал истопить байну. Истопили байну. А как поведешь? Не вывесть её из комнаты. Сицясь приказали всем пильшшикам, штобы в раз спилили рога и продернули её в двери. Сицясь все пильшики собрались, не успели продёрнуть — она опять вся обросла рогам. Так и в каждых дверях рога отпилят и продёрнут. Так и в байну ввели. Сицяс двери на замок, кругом байны караул поставлен.

Вот он завалил ю на полок и давай жару поддавать, распаривать рога. До того надавал жару, што самому не сдохнуть село в байне. Потом у него были приготовлены три прутья железные, давай ею́ ими ходить. Ходил, ходил, до того доходил, што ею из памяти выкинуло. Кричала, кричала и кричать бросила. Этот караул, который был у байны, доложил королю, што твоя дочь кричала, кричала в байне и перестала. Король с нетерпенья хотел байну отпереть, потом раздумал, што условие сделано, нельзя байну отпирать, пока не дозволит дохтор.

Потом эта королева блевала и сблевала этот пупок. Ен взял этот пупок, вымыл в теплой воде и проглотил пупок этот. Плюнул и золотая выскочила. Потом дал этих яблоков, с которых сам выздоровел. Она стала эти яблоки ись, стали у ей рога сваливаться. Наелась яблочка,— все рога свалились, сделалась она здоровая. Взглянула на этого фершела, видит, што ейный муж. Сицясь пала на колени: «Ох, душечка, прости меня за мою вину! Сплутовала я над тобой, посмеялась!» — «Ну — говорит — бог тебя простит! Меня прости!»

Друг друга простили и стали жить по-старому. Потом вдруг закричали: «Отпирайте байну!» Отперли. Идут ручка за ручку прямо во дворец. Король обрадовался такому делу, што евонная дочь сделалась здорова и идёт с мужем. Вдруг сделал пир