– Как раз наоборот, – вздохнул маг и потрепал Сашу по голове. – Тёмные относятся к мертвожорам с большой брезгливостью. Они полагают, что так избавляться от тел нельзя, особенно если это тела павших в битве.

«И их можно понять! – решила Шура. – Вряд ли бы тот же Тиррук захотел, чтобы после смерти его не погребли, как положено, и даже не оставили лежать, как тех, кто в этой долине погиб, а скормили какой-то гадости! С другой стороны, какая разница, будут тебя какие-нибудь мыши обгладывать или мертвожор? Но мыши, наверно, всё же приятнее…»

Ночь прошла беспокойно: кажется, кто-то всё-таки подходил к лагерю, во всяком случае, лошади нервничали, сбивались в кучу. Один только серый жеребец, чуя опасность, начинал гневно фыркать и рыть землю копытом: он считал себя вожаком табуна и нес ответственность за остальных! Как ни странно, вскоре ему начал подражать и рыжий пони, и выглядело это настолько уморительно, что люди со смеху покатывались, глядя на него.

Шура не выспалась и чувствовала себя не слишком здорово. Саше приходилось еще хуже: он умудрился простудиться, и теперь доводил Джамдира нытьём. Как же, никто не собирался, как любящая бабушка, немедленно укладывать мальчика под пуховое одеяло, поить чаем с малиновым вареньем и пичкать всевозможными лекарствами! И с помощью магии лечить – тоже! Жестокосердный Тиррук – тот и вовсе громко захохотал, услышав очередную жалобу Саши, и заявил, что тому рано лезть в Избранные – туда таких сопливых не берут, во всех смыслах этого слова. Нитмайя приятеля одернула, но, похоже, и сама готова была Семёнова придушить, чтобы помолчал хоть немного, – долготерпением и снисходительностью к чужим слабостям, особенно если этот кто-то считался мужчиной, она не отличалась.

Шуре же, честно говоря, снова было стыдно за приятеля. Вернее, некая ее часть даже злорадствовала: хотел, Семёнов, в сказку попасть? Ну вот тебе твоя сказка, кушай все удовольствия большой ложкой! Никогда не думал, что путешественники не мгновенно переносятся с места на место, что им иногда есть нечего, простуда донимает, а то и еще похуже, что от лошадей пахнет, что ездить верхом не так-то просто, что спутники, хоть и оберегают Избранного, но вовсе не собираются ходить перед ним на задних лапках, а Джамдир – тот и вовсе относится к нему, как к инструменту… Ну вот теперь, может, задумаешься!

С другой же стороны, ей было его жаль. Он ведь в самом деле искренне верил в сказки – с великими магами, блестящими героями и, надо думать, прекрасными принцессами! Конечно, там тоже имелось место разным неприятностям, жутким чудовищам и прочему в том же роде, но всё это преодолевалось легко и без особых потерь. И что-то ей подсказывало, что Саша пока не понимает, что реальная жизнь – даже и в другом мире – очень сильно от сказки отличается. И хорошо бы он это осознал раньше, чем случится что-нибудь непоправимое! А то пока он, похоже, считает, что угодил в неправильную сказку, только и всего…

Ночь стояла безлунная, тихая, и Шуре не спалось. Дозорные негромко переговаривались, чтобы не уснуть, время от времени ходили проведать лошадей и успокаивали их, обходили лагерь кругом, стараясь не высовываться за периметр, очерченный Джамдиром.

Она смотрела в небо, но его заволокло тучами, звезд не было видно. Глядеть в костер приятнее, но для этого надо повернуться спиной к темным кустам, а на это Шура не была готова, равно как и вглядываться в черноту – вдруг увидит мертвожора, а этого ей совсем не хотелось. Наверняка это не то зрелище, что поможет спокойно уснуть! Вот и оставалось облачное тёмное небо…

Она уже начала задремывать, когда уловила стук копыт. Едва-едва слышный, он приближался откуда-то с севера. Шура приподнялась, но дозорные ничего не замечали, Нитмайя спокойно спала рядом, и девочка уверилась, что ей померещилось.

Но нет! Вот снова перестук копыт, причем кони (а их явно было несколько) ступают не по мягкому дерну, а вроде бы по камням, по дороге, что ли? Но откуда бы ей тут взяться?

Всадники приближались, и Шура не выдержала, растолкала Нитмайю.

– Слышишь? – спросила она шепотом.

– Чего еще?… – сонно ответила та.

– Всадники… Слушай, вот уже рядом совсем!

Нитмайя внимательно прислушалась, помотала головой.

– Почудилось тебе, – сказала она, поворачиваясь на другой бок, – спи давай и другим не мешай!

Шура снова улеглась, прислушалась. Тишина… Но нет, вот снова кто-то скачет, похоже, только один, и он очень торопится! И даже кричит на скаку что-то… Шура изо всех сил напрягла слух, уже не очень удивляясь тому, что никто, кроме нее, не слышит ни звука.

– Лэа Тойа! Лэа Тойа! – доносилось откуда-то издалека. – Срочное донесение!

– Отчего не с птицей? – поинтересовался другой голос.

– Птицу слишком легко перехватить, лэа Тойа, – человек осадил коня. – Я едва прорвался…

– Ты храбрый воин, – без тени насмешки отвечал первый, – я тебя не забуду. Ну же, где донесение?

– Здесь, лэа Тойа, – серьезно сказал второй, – в моей голове. Лэ Руату не счел возможным доверить его бумаге.

– Тогда говори! – приказал первый…

…И тут Шура их увидела. Всадники стояли совсем рядом, буквально в нескольких шагах от дозорных, но те их не видели! Не видели и не слышали! Вот только голоса доносились, будто из немыслимой дали, некоторые слова терялись.

– Лэ Руату сообщает, – начал гонец, – что…

Дальше он заговорил невразумительно, это были какие-то военные термины, касавшиеся, насколько смогла разобрать Шура, перемещения войск и прочего в том же роде.

Гонец оказался совсем молодым, лет двадцати на вид, вряд ли больше, и очень усталым. Лицо, черные волосы и одежда посерели от покрывавшей их пыли, да и конь, не окажись он так взмылен, тоже напоминал бы статую из серого камня.

– Лэ Руату надеется, что лэа Тойа продержится до его прибытия, – закончил он и устало перевел дыхание. – Он спешит на помощь.

– Благодарю тебя, ты принес хорошие новости, – кивнул первый всадник и скомандовал кому-то: – Дайте ему напиться и приведите свежего коня! Он поедет со мной в замок… Живее же!

Всадник повернулся в седле, и Шура вдруг сообразила, что это женщина, вернее, девушка. Ну правильно, Нальто ведь говорил, что «лэа» – это обращение к женщине… Она оказалась не слишком симпатичной, рослой, крепкой, с чересчур уж строгим лицом, обезображенным, к тому же, шрамом на подбородке, но гонец смотрел на нее, как на писаную красавицу. И Шура поняла, почему, когда та улыбнулась, поправляя собранные в хвост медно-рыжие волосы: улыбка ей удивительно шла, а кроме того, была необычайно обаятельной.

Одета она была по-мужски, вооружена, и, кажется, предводительствовала отрядом.

– Что ж, – сказала она негромко, поманив к себе рослого немолодого всадника. Было у того что-то во взгляде, по чему Шура сразу поняла – это маг. Да и сама лэа Тойа, кажется, тоже была не простой девушкой! – Сил у нас достаточно?