— Я хорошо помню и ее, Томас, и ее службу королеве. Как похожа на мать твоя золотая Мария!

Король сплел свои толстые пальцы, унизанные перстнями, с тонкими пальчиками Марии. Он совсем не вымок под ливнем и выглядел очень элегантно в своем пурпурном дублете и кружевной золотистой рубашке, продернутой сквозь многочисленные прорези. Чулки на нем были ярко-голубые. Для простой летней прогулки по лесистому Кенту король был одет слишком торжественно.

— Теперь, когда ливень прошел, а до обеда есть еще время, вы, быть может, покажете мне восхитительные сады Гевера? У нас довольно времени для небольшой прогулки, вы согласны, леди Элизабет? — учтиво осведомился Генрих Тюдор.

— Разумеется, Ваше величество, — отвечала матушка. — Мы подождем вашего возвращения. Мария влюблена в розовый сад к югу от замка. — Голос матери затих.

— Тогда мы туда и прогуляемся. У меня имеются для Марии чудесные вести — о милостях, оказанных ее суженому и ей самой.

— Мария будет в восторге, государь, — сказал отец, и Мария с содроганием почувствовала угрозу в его голосе и брошенном на нее взгляде.

Она оперлась на предложенную королем руку и улыбнулась, сверкнув глазами из-под длинных ресниц. Вся его сдержанность и повелительная манера, казалось, растаяли, а на губах снова заиграла мальчишеская улыбка. Мария ощутила, как уже ощущала однажды, что имеет над ним необъяснимую власть, и страхи ее отступили. Возможно, все это сулило ей развлечение, нечто вроде поединка.

— Вы знаете, Ваше величество, когда-то давным-давно отец привез мне прекрасную розу из вашего сада в Гринвиче. Должно быть, у вас там великолепные кусты роз — сплошь розы Тюдоров.

Генрих Тюдор рассмеялся глубоким горловым смехом, и Мария услышала, как облегченно вздохнул отец. «Нет, отец, я вас не подведу, — подумала она. — Вы будете любить меня и гордиться мной».

Когда они вышли на чистый, промытый дождем воздух, она с удовлетворением отметила, что противного Стаффорда нигде не видно.

— Вы великолепно выглядите, Мария, когда голова у вас завита такими мелкими кудряшками. Это что, французская мода?

— Отнюдь, Ваше величество, просто я насквозь вымокла под дождем. Если хотите знать правду, я ездила верхом, лошадь испугалась удара грома и понесла.

Его рука скользнула и обвила талию Марии.

— Наверное, вам нужен мастер, милая, который научил бы вас, как надобно скакать верхом.

При такой явной double entendre[74] Мария покраснела, но не стала перечить ему в том, что являлось его целью.

— Принцесса Мария очень часто превозносила ваше мастерство во всех удалых забавах, государь.

— Правда? Ну да, вы же поначалу были при ней, когда принцесса отправилась во Францию.

— Да, и мне позволили остаться, когда остальным дамам велено было вернуться в Англию.

— Эта проклятая развалина, никчемная пародия на короля возьми да и преставься через три месяца после свадьбы, на которую ушло столько сил и трудов, — нет, какова наглость! — проворчал Генрих, взяв в свою огромную лапищу алую розу в полном цвету. Он поднес цветок ближе, но вдыхал аромат влажных волос Марии. — Все французы шептались между собой, что с юной женой ему не справиться, — так мне докладывали мои шпионы. А я всегда полагал, что милая и покладистая женщина только полезна для здоровья.

Он притянул Марию к себе и сперва нежно коснулся ее губ, а потом обхватил со всем неистовством. Мария холодно уступила, подивившись в душе его смелости — здесь, в розовом саду, среди бела дня! Впрочем, он ведь король.

Он отпустил талию, но теперь схватил обе ее руки и сжал с такой силой, что Марии стало больно.

— Милая Мария, ты не можешь не видеть, какую могучую страсть внушила мне. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не знала нужды, чтобы тебя всегда оберегали. Ты возбудила во мне любовь. Ты станешь носить имя Вилла Кэри и, может статься, его детей, но твоя любовь должна принадлежать мне. — Он поднес ее руки к своим губам, разжал ее пальцы, стал целовать ладони. — В таких делах, Мария, король — всего лишь мужчина. Не бойся его. Отдайся ему, и он отплатит тебе вечной признательностью.

Мария заглянула ему в глаза, и ей стало даже неловко оттого, что все это доставляет ей такое удовольствие. Франциск просто брал ее без таких красивых слов.

— Ты понимаешь меня, Мария?

— Да, Ваше величество. Кажется, понимаю.

— Ты подаришь мне свою любовь?

Ей вдруг нестерпимо захотелось сказать: «Может быть…» — или рассмеяться и убежать — интересно, побежит ли он за ней следом? Но на такое она не осмелилась, да и отец ожидал их.

— Вы такой прямодушный, такой… могучий, мой король. Этим я хочу выразить свое восхищение. Вы совсем не такой, как… мужчины во Франции.

— Я англичанин, Мария, и я король. И все же я умоляю, чтобы ты уступила мне. Я не приказываю тебе этого.

Тихий голос в глубине души подсказал ей, что эту ложь она уже слыхала прежде. «Однако, — подумала она, — если вы, государь, не будете довольны, расправа не заставит себя ждать».

— Никому иному мое сердце не принадлежит, господин мой король. И я уверена, что, если только…

Он, как медведь, обхватил ее, сжал в объятиях, и его мужская нежность и ласка растопили ее сдержанность. Такая искренность чувств понравилась ей больше его горячих поцелуев. Почему отец никогда не проявляет своих чувств так искренне? Какой горячей любовью она отплатила бы ему за это! Чего бы только она ни сделала ради отца, если бы он любил ее и выражал эту любовь так открыто!

— Мой отец всегда служил вам с любовью, король Генрих, так же стану служить и я, хотя и не рассчитываю на должность посланника. — Она зарделась от неудачной шутки и оттого, что назвала короля по имени.

Однако они оба рассмеялись — он по-мальчишески громко, от души, она с музыкальной нежностью.

— Нет-нет, тебе мы подыщем должность, которая подойдет твоим талантам. И называй меня просто Генрихом, когда мы остаемся наедине, а это будет случаться часто, золотая моя Мария.

Отец, сияющий, ожидал на ступеньках главного входа, а Симонетта, как заметила Мария, выглядывала из окна в верхнем этаже. Когда они шествовали в обеденный зал, где у почетного стола хлопотала матушка, Мария наградила Вильяма Стаффорда самой снисходительной улыбкой, какую смогла изобразить.

И, пока семейство Буллен трапезничало, смеялось и прислушивалось к своему королю в продолжение долгого дня, над мирным пейзажем Гевера угрожающе собирались темные тучи новой летней грозы.

18 августа 1520 года

Гринвич

Медленно катила зеленоватые волны большая река, воздух дышал летним зноем, но здесь, на палубе барки, гулял приятный легкий ветерок. «На удивление погожий день, просто превосходный», — снова и снова повторяла мать. Превосходный день для свадьбы.