— Вот видите, я все-таки смог вас заинтересовать, а вы сомневались, — глава тайной канцелярии встал со стула, подошел к лежавшему на столе чемоданчику и звякнул защелками.

Перед ним в два ряда лежали блестящие металлические инструменты, очень похожие на хирургические. Бестужев взял один из них и показал Теряеву.

— Смотрите-ка, что я нашел! — тот поднял голову, посмотрел на инструмент и в его глазах появился испуг. — Вообще-то мы уже давно работаем новыми методами — артефакты, зелья, наркотики... Но я вот большой любитель истории, так что предпочитаю по старинке. Но перед этим договорю. Вы же слышали, я говорил о трех моментах... Так вот, герцог, третий момент самый печальный для вас. Мы уже арестовали и Бирюкова, и Ворона... Должен сказать, что оба они держались недолго, так что во всем сознались.

Бестужев подошел к герцогу и дотронулся холодным инструментом до его лица. Теряев дернулся от неожиданности и попытался отвернуться от железяки, но ему это не удалось.

— Может быть, конечно, император помилует тебя, суку... Но до разговора с ним ты лишишься некоторых частей тела, — прошипел Георгий Васильевич, надавливая инструментом на лицо герцога. — Мне это доставит удовольствие, Теряев... Вот смотри...

В этот момент Федора Александровича начало трясти, а на пол что-то полилось. По камере распространился резкий запах мочи.

— Вы никак обоссались, герцог? — осуждающе спросил Бестужев. — Что же вы... Подождите хотя бы пока я начну...

— Бумагу! — прохрипел Теряев. — Я все напишу! Дайте мне бумагу!

Граф подождал немного, а затем похлопал герцога по щеке.

— Счастливчик вы, Федор Александрович! После разговора со мной редко кто остается в целости и сохранности, а вот вам повезло... Ну, пока повезло, во всяком случае. Никита Данилович, дайте ему бумагу и ручку.

Глядя на сотрясающегося в рыданиях Теряева, Георгию Васильевичу стало противно.

— Демидов, давай заканчивай и бегом ко мне в кабинет, — сказал он и вышел из камеры.

Оказавшись в мрачном коридоре, граф облегченно вздохнул и впервые за последние дни позволил себе искренне улыбнуться. Так он и шагал по управлению, веселый, бодрый...

Не привыкшие видеть шефа в таком благодушном образе, сотрудники кивали ему и на всякий случай старались поскорее исчезнуть с его глаз. Радостный Кощей с широкой улыбкой на лице? Нет, лучше в этот момент держаться от него подальше — вдруг граф спятил.

Вот только Бестужев не спятил. Он вернулся к себе в кабинет, выпил пару рюмок коньяка, закусил их шоколадом и с нетерпением стал дожидаться Демидова.

Лишь после того, как его заместитель вошел в кабинет с несколькими листами в руках, он успокоился окончательно.

Бегло ознакомившись с содержанием исписанных мелким почерком листов бумаги, он удовлетворенно хмыкнул и посмотрел на довольного Демидова.

— Молодец, Никита Данилович. Как твой шеф — гарантирую тебе орден и путевку на Алтай.

— Спасибо, Георгий Васильевич, но мне бы к морю...

— Перебьешься. У нас еще пока не сезон по морям кататься, а по заграницам я тебя искать не собираюсь. Известное дело... Будешь мне потом рассказывать, что связи не было, — нахмурился Бестужев. — Мне прошлого раза вполне хватило, так что будешь дышать чистым воздухом родного Отечества.

— Понятно, — вздохнул Демидов. — Служу Отечеству.

— Вот это правильно, — одобрил граф. — Но на сегодня пока не все. Арестуйте по горячему Бирюкова и Ворона. После арестов доложишься мне. Игнатьева сразу в самолет и сюда. Порфирия этого тоже к нам, на Лубянку.

— Будет сделано, Георгий Васильевич.

— Завтра можешь взять выходной. Всем участникам передашь благодарность от моего имени и список подашь на награды и памятные подарки.

— Слушаюсь, ваше сиятельство.

— Ну и на завтра ресторан какой-нибудь под нас закажи — будем кутить. Только, чтобы народу не слишком много. Человек тридцать, не больше. Разнесете все к чертям...

— Есть заказать ресторан, — повеселел Никита. — Могу идти?

— Давай, топай.

Демидов бодрым шагом покинул кабинет, а граф взял телефон, торопливо нашел в книге контактов номер Николая Александровича Романова, глубоко вдохнул и нажал кнопку вызова.

* * *

— Что за зверь? — спросил у меня Верховцев, глядя на лежавшего возле камина ящера.

— Крокодил карамба! — важно ответил ему Тосик, развалившийся на ящерице.

— Шушик зовут, — сказал я. — Гость из иного мира.

— Странный он какой-то... Ярко-оранжевый весь, — хмыкнул Леонид Александрович.

— Он разный бывает. Цвета умеет менять, зараза.

— Вы без настроения, Владимир Михайлович?

— Нормально, — отмахнулся я. — С Василисой общался перед вашим приходом, так что сами понимаете. Вы то чего так поздно пожаловали?

— Новости у меня хорошие, ваше сиятельство, по телефону всего не скажешь, а захотелось поделиться как можно скорее.

— Если вы про Нижний отчитываться, так можно было утра подождать, — я наклонился и погладил Шушика, по телу пробежала приятная волна. — К тому же я вам разрешил отоспаться. Кстати, мне звонил сегодня этот Фома. Говорил, что его бес какой-то попутал и просил счет, куда можно извинения перечислить. Я обещал подумать... Может и в самом деле не убивать его?

— Как скажете, ваше сиятельство, — ответил Верховцев. — Но вообще-то я не про поездку в Нижний рассказывать к вам приехал.

— Тогда интересно, давайте выкладывайте с чем пожаловали.

— Я только что от Бестужева...

— Вот как? Только не говорите, что завтра меня в камеру переведут. Если так, то я позабочусь, чтобы империя вздрогнула!

— Да нет, ваше сиятельство, думаю сегодня был последний день вашего... скажем так... временного ограничения в передвижениях.

— Наконец-то! Я уже думал они там дрыхнут целыми днями, а не работают! Что Бестужев интересного рассказал, кто там главный вдохновитель?

— Герцог Теряев, — ответил Леонид Александрович. — Заплатил Бирюкову и Игнатьеву, а они уж там расстарались.

— Вот герцог, сука, — покачал я головой. — За сыночка решил отомстить? Лучше бы он ему ремня в детстве чаще давал, а теперь чего уж... Ну хер с ним. Что Салтыковы? Неужели никак в этом деле не отметились?

— Никак, Владимир Михайлович. Во всяком случае, пока ничего. Посмотрим. Может быть Игнатьев что-то новенькое расскажет, но по словам тайного советника и Теряева, вроде бы они и в самом деле не участвовали.

— Странно.

— Ну почему же? Может быть так и