ним, сияя так же ярко, как само солнце. "Разве вы не видите?" сказал я. "Гора Пэкту признала своего хозяина!"

Все мужчины зааплодировали, и тепло вернулось в их озябшие конечности.

"Мансе!" - кричали они.

Я на мгновение закрыл глаза, чтобы почувствовать энергию горы, энергию Кореи. Затем я снова посмотрел на своих людей. "Скажите мне, - спросил я их, - какая самая высокая гора в мире?"

Члены партии посмотрели друг на друга, прежде чем один из них набрался смелости и заговорил. "Эверест?"

Я рассмеялся. "Нет! Это гора Пэкту. А почему? Потому что гора должна измеряться не ее высотой, а величием заслуг, которые она оказала истории. Гора Пэкту - самая высокая в мире, потому что она символизирует, как генерал сокрушил врагов японского империализма. Где можно найти более высокую гору, чем та, которая олицетворяет бессмертные революционные достижения генерала Ким Ир Сена? Гора Пэкту - самая высокая гора в мире, потому что ее высота - это высота самой Кореи".

"Да здравствует генерал Ким Ир Сен!" - ликовали они.

Я остановился, осознав подтекст того, что я только что сказал. Там, на вершине горы Пэкту, я наконец понял, что именно нужно подарить Великому Вождю на его предстоящий день рождения. Как гора олицетворяет Корею, так и мой подарок будет высок, как дух Великого Вождя. Я начал спускаться к машинам, моя свита поспешно следовала за мной. Усевшись на свое место, я достал блокнот и начал делать наброски. Закончив, я передал сделанный мною рисунок окружающим. "Ну что?" спросил я. "Что вы все думаете?"

Они не знали, что ответить. "Это очень похвальный рисунок Великого Вождя", - пробормотал один из них.

"Это не рисунок Великого Вождя. Посмотрите на те маленькие фигуры у его ног".

"Они похожи на людей"

"Они и есть люди", - усмехнулся я. "Как я уже сказал, это не рисунок Великого Вождя. Это рисунок статуи Великого Вождя: Статуя высотой в шесть этажей, выше многих зданий!"

Как только мы вернулись в Пхеньян, я организовал строительство внушающей благоговение бронзовой статуи в центре города с огромной фреской горы Пэкту в качестве фона. Как и планировалось, она была открыта миру в день шестидесятилетия премьер-министра Ким Ир Сена. Статуя излучала величие генерала, защищала его высокий престиж и сохраняла для потомков образ благожелательного отца народа. Несмотря на то что статуя имела гигантские размеры, она была ничтожна по сравнению с достижениями Великого вождя и тем, как много корейский народ ему обязан.

Статуя мгновенно стала центральной точкой сосредоточения всего Пхеньяна и самой Кореи. Даже сейчас все, кто посещает КНДР, склоняются перед ней и возлагают цветы в качестве подношения. Пары, вступающие в брак, приходят к статуе, чтобы выразить свое почтение. Из-за всей этой активности некоторые западные "ученые" усмотрели религиозный элемент в преклонении перед этой гигантской металлической иконой. Какая нелепость! Это не был идол, созданный из суеверия, как в религии; статуя была сделана из бронзы. Слова о том, что премьер-министр Ким Ир Сен "послан с небес", носили метафорический характер. Это просто означало, что он был совершенным человеком и самым прекрасным, идеальным человеком, какого только можно было придумать. Наконец, никто не утверждал, что Великий Вождь - это некое таинственное сверхъестественное абсолютное существо, управляющее Кореей. В отличие от бога какой-нибудь религии, премьер-министр был вполне реален.

В тот вечер, после того как празднование дня рождения прошло, Великий лидер отвез меня обратно на холм Мансу, где стояла статуя. В лучах заката над холмом сияла статуя в свете софитов. Огромная рука статуи простиралась, демонстрируя славу Пхеньяна, а взгляд был устремлен в процветающее будущее. Вдалеке виднелся флаг партии, трепещущий над крышей здания ЦК партии. Мы вдвоем на мгновение замерли, вспоминая прошедшие дни и надеясь на те, что еще впереди.

"Время подобно текущему потоку", - вздохнул премьер-министр. "Прошло почти полвека с тех пор, как мы подняли красный флаг революции на берегах реки Сонхуа".

"Сегодня утром я сделал аналогичное наблюдение", - сказал я ему. "Время - это то, что очень легко потратить, но очень трудно сэкономить".

"Это правда, правда", - кивнул он.

Тишина. Я чувствовал, что в воздухе витает что-то еще. "Вы выглядите взволнованным".

"Мне сегодня шестьдесят лет. Я не могу не оглядываться на свою жизнь и свои поступки. Да, их было много, но это не просто из-за каких-то особых навыков или талантов, которыми я обладал. С самого детства мой девиз оставался неизменным: "Люди - мой бог"".

"Да, - улыбнулся я, - ты говорил это много раз".

"Потому что это правда!" - воскликнул он. "Массы были великим университетом, который научил меня истине революции. Они были благосклонными матерями, которые вырастили меня. Всю свою жизнь я упорно трудился, чтобы стать их честным сыном. Да, я избавил их от участи колониального рабства и сейчас строю народный рай. Но я все равно неудачник".

Я не смог удержаться и разразился смехом. "Мы стоим у подножия вашей шестиэтажной статуи, а вы называете себя неудачником?"

"Но я и есть неудачник. Знаете, сегодня утром я наблюдал, как мимо моего окна пролетали дикие гуси. Я не мог не осознать, насколько трагичным было положение корейского народа на протяжении почти двух десятилетий. Эти птицы могут летать, как им вздумается. Однако на нашем полуострове бесчисленные разлученные семьи проливают слезы, умирая от желания увидеть своих родителей, супругов или детей. Но они не могут этого сделать просто потому, что перед нами по-прежнему стоит сверхзадача воссоединения Кореи. Все несчастья, постигшие корейский народ, вызваны незаконной оккупацией юга империалистами США".

Я мягко положил руку ему на плечо. Есть еще один девиз чучхе, который вы придумали: "Человек - хозяин всего и решает все". Борьба за воссоединение трудна, но это задача для человека - и нет ничего, что не может быть сделано человеком".

Великий вождь вздохнул, покачав головой. "Сегодня я встретил молодого солдата. Знаете, что он мне рассказал? Его мать находится на смертном одре, и она дала ему парадную рубашку. Она взяла с него обещание отдать ее старшему брату, если ему удастся вернуться домой с юга. Если его брат когда-нибудь вернется домой. Не когда. Если. Вместо того чтобы корейские семьи вместе ели, пили и смеялись, они стоят на демаркационной линии - линии смерти - с новейшим оружием, направленным в сердца их соотечественников. Я уже далеко не молод. Мысль о том, что я умру с разделенной родиной, - это то, что я не могу вынести".

"Но как мы можем вести переговоры с режимом Пак Чон Хи? Он просто чудовище. Он сочетает в себе свирепость Тодзио, варварство Гитлера и