В мою сторону бегут сразу пятеро, отступать тоже нельзя, там костры, часовые и колдун. Я торопливо вытащил меч, но в этот момент раздались крики. Из темноты выметнулся, как исчадие ада, огромный конь с красными, как раздуваемые ветром горящие угли, глазами, дохнул огнем, в темноте это заметно, я бросился навстречу, поспешно вскочил в седло.

Ногу ожгла острая боль, арбалетная стрела вонзилась в бедро по самое оперение. Я повернул коня в сторону лагеря барона ля Бержа, прокричал люто:

— Слава ля Бержу!… Мы вас всех убьем за такое оскорбление…

Две стрелы ударили в спину, а когда Зайчик начал набирать скорость, еще трижды ударило в плечо, шею и снова в спину. Я, выйдя из личины исчезника, изо всех сил боролся с жуткой слабостью, подгонял регенерацию. Зайчик остановился вблизи стен замка, я стонал, плакал, взвывал, вытаскивая из тела арбалетные болты, а когда нащупал большую кровоточащую шишку на голове, вообще похолодел. Чуть левее, и стальной болт расколол бы череп, тут никакая регенерация не поможет. Нет, с этими вылазками в стиле Ламура надо заканчивать. Я же общечеловек, а мы, демократы, свои жизни еще как бережем, это чужих не жалко. Так что хватит, буду руководить, как монгольский хан: за спиной войск с вершины холма. Или с крепостной стены.

На стене наконец меня рассмотрели, молодой голос прокричал с великим облегчением:

— Целы?… Открываем!

И тут же сверху грозный окрик сэра Растера:

— Смотрите, чтоб за ним никто не увязался!…

Предостережение не лишнее, коня через калитку не протащишь, пришлось отворять ворота. Едва я проехал, за спиной захлопнули с великой поспешностью, с облегчением вставили бревно в запоры.

Внизу меня встречали Макс, Килпатрик, Будакер и, конечно же, сэр Растер, не считая всех моих рыцарей, приехавших от Барбароссы. Все с оружием в руках, все готовые к отражению ночного штурма.

Сэр Растер спросил нетерпеливо:

— Ну как?… Не томите, сэр Ричард!

А сэр Будакер проворчал:

— Хоть и были готовы, но едва успели ворота отворить… Думаю, ваш конь способен их проломить.

Судя по голосу, шутит, так что смолчу, что мой Зайчик и в самом деле может… наверное. Я до сих пор не все знаю, что он может.

Я слез, чувствуя сильную усталость и жуткий голод. Появился сэр Альбрехт, тоже смотрит с ожиданием, и, чтобы кольнуть его, я сказал громко и как можно небрежнее:

— А вы все чего не спите? Ночного штурма не будет. Все приняли это как должное, только сэр Альбрехт поинтересовался:

— Вы его изволили отменить?

— Да, — согласился я. — Изволил. У них теперь другой вопрос на повестке дня.

— Какой?

— Выборы, — ответил я лаконично. Все слушали внимательно, только сэр Растер туповато уточнил:

— Этого их общего войска?

— Да.

Сэр Килпатрик проговорил с сомнением:

— За ночь не успели?

— Успели, — подтвердил я. — Избрали графа Странжена, как бы вам ни хотелось видеть во главе графа Ансельма. А графа Ансельма и барона Швидерта — помощниками и заместителями.

— Но…

Я развел руками.

— А теперь им придется выбирать заново. Здесь найдется что-то перекусить? Я умираю с голоду.

Сэр Растер радостно завопил, что составит компанию, в самом деле пора червячка заморить. Остальные рыцари тоже двинулись за мной, только заботливый Килпатрик перехватил моего коня и сам проследил, чтобы конюхи поставили в стойло, где нет соседей.

Митчелл шел рядом ликующий, словно это он учинил погром в лагере. Со стен ясно же слышали и шум, и крики, потом увидели, как взметнулись огни горящих палаток. Сэр Альбрехт изумленно покачивал головой. Митчелл пихал его в бок кулаком, Альбрехт болезненно улыбался.

До утра из лагеря доносился шум, звенело железо, Самые горячие головы ринулись мстить барону ля Бержу за подлое убийство графа Странжена и других знатных рыцарей. Совсем не по-рыцарски поступил ля Берж, нельзя до такой степени терять от обиды голову, теперь он ответит… и его люди ответят…

Понятно, ничего не понимающие люди ля Бержа сперва подались под яростным натиском, затем озверели и дали такой отпор, что ворвались на спинах убегающих в ту часть лагеря, где и устроили кровавое побоище. Утреннее солнце осветило сожженные шатры, разбежавшихся коней, рыцари все в доспехах и при оружии смотрят друг на друга волками. И пусть все уже выяснили, но каждый помнит, как сосед подло напал и занес нал ним меч…

Штурма мы ждали до полудня или хотя бы начала осады, но сперва один отряд снялся с места и ушел, затем другой… Сэр Растер и Митчелл, соревнуясь друг с другом в знании геральдики, наперебой сообщали, кто из сеньоров сворачивает знамена и покидает лагерь.

Митчелл радостно проревел:

— Раньше они чуть не дрались, кто же возглавит поход, а сейчас… ха-ха!… голову даю наотрез, никто не хочет быть предводителем!

Сэр Растер поддакнул:

— Да, что-то их жизнь очень коротка. Граф Странжен побыл главой похода с полчаса, а то и несколько минут? Ха-ха!

Я ел быстро и жадно, желудок переваривает все на лету, силы вливаются в мое тело. Я чувствовал, как пошла горячая кровь, а Растер с одобрением осматривал мое розовеющее лицо.

— Что значит молодость, — сказал он завидующе. — Стоит посидеть за хорошим столом, выпить с друзьями — и вся усталость куда и девается! А теперь мне обязательно нужно выспаться, иначе ни на что не годен…

Граф Инкризер, еще не веря ни в нашу победу, ни в то, что уйдем из его замка, велел открыть все подвалы и достать лучшее вино и окорока для пира. Митчелл и Растер соревновались, кто круче завернет тост, остальные вежливо слушали, иногда добавляли что-то. Граф молчал, рядом с ним его супруга, милая, все еще молодая женщина, поглядывала на буйных гостей с интересом и некоторым испугом.

Я тоже поднялся с кубком в руке, все почтительно умолкли.

— А я поднимаю тост за графа Инкризера, — провозгласил я. — Он выказал себя очень мудрым человеком, встав на нашу сторону как раз в момент, когда мы так нуждались в верных союзниках!… Заодно хочу напомнить, что первым привел свой большой отряд ко мне Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля!… Нет, я не хочу умалить ни заслуг благородного Митчелла Касселя, ни моих рыцарей, но всех нас к тому времени уже связывали некие отношения, но барон Альбрехт и граф Инкризер… спасибо вам, друзья, за доверие!

Рыцари ликующе орали, смыкали со звоном чаши над столом, так что вино брызгало на блюда, поздравляли как графа, так и друг друга: хорошо быть в стане победителей. Альбрехт самодовольно улыбался, комплименты слушать всегда приятно, граф Инкризер улыбался криво, вынужденно.

Наступила ночь, а утром мы уже седлали коней. Граф вышел нас проводить, я сказал громко: