— Спасибо за гостеприимство и помощь, благородный сэр Инкризер. Увы, я вынужден отклонить ваше настойчивое предложение продолжить пир, но мы не можем гостить дольше, увы! У нас впереди вся Армландия. Благодарю вас за мудрость, с которой вы предпочли нашу сторону той, где… наши противники. Я рассчитываю, что они стали противниками только по недоразумению. Разве что Хоффман в самом деле противник, если вправду хочет поставить эти земли под власть короля Гиллеберда. Надеюсь, вы и дальше не разочаруетесь в нашем сотрудничестве.

Граф в затруднении смолчал, только искоса посматривал по сторонам: никто не прячет ли ехидные ухмылки. Рыцари, чистые души, смотрят на него как на собрата, который по доброй воле встал с ними плечом к плечу.

Граф Инкризер наконец перевел дух.

— Сэр Ричард… — пробормотал он, — вы чересчур высоко оцениваете мои заслуги. Их, по сути, и нет…

— Не скромничайте, — сказал я, повысив голос. — Заслуга ваша в том, что вы присоединились ко мне, когда я был в меньшинстве. Увидите, сколько будет желающих примкнуть к моему войску, когда мы будем дожимать противника! Тем выше честь и заслуга тех, кто пришел, когда соотношение сил один к ста не в нашу пользу!

Граф долго смотрел нам вслед с крепостной стены. Ворота моментально заперли за последним проехавшим под железной решеткой, словно страшился, что передумаю и вернусь убивать его детей. Я догадывался, что за буря бушует в нем, но задавливал в себе любое сочувствие, ибо сейчас я не рыцарь, а политик. Грязный, подлый и все такое, как нас любят называть, но, как и всякий политик, старающийся любой ценой избежать кровопролития.

Да, вот ключевое слово, о которое спотыкаются: «любой ценой». Мол, нельзя ценой лжи или вероломства добиваться благих или благородных целей! Конечно, это фигня, а иезуиты правы. Я поступил, как сам бы сказал про другого, грязно и подло, зато избежал очень большого кровопролития. Не шантажируй я графа, пришлось бы убить пусть не детей, но его самого и еще кучу народа. Сожгли бы дома, перебили вместе с защитниками подвернувшихся под руку слуг, по праву победителей изнасиловали бы всех женщин, а тех сучек, которые смеют противиться доблестным героям, распаленные победители попросту бы прирезали.

Я всего этого избежал, сейчас хреново только одному человеку — графу Инкризеру. Но и у него, надеюсь, эта рана постепенно заживет. Он не мальчишка, поймет, что я поступил… э-э… правильно. В смысле, по-человечески хреново, даже гаденько, можно даже сказать пафосно, подло поступил, однако с точки зрения стратега — безукоризненно.

Я прикинул, что если посланцы из Авиньона добирались до Лиона за два дня, до Орлеана — за четыре, а Жанне д'Арк от Вокулера до Шинона пришлось мчаться одиннадцать суток, то средняя скорость гонцов на быстрых конях что-то около пятидесяти миль, а конного войска — тридцать, да и то если не тащат с собой телеги, что случается очень редко.

Так что у меня еще есть не меньше трех недель, пока под стенами замков Инкризера и моим Сворве покажутся новые конные отряды. А остальное войско будет подходить еще несколько недель.

Мы сделали два конных перехода, догоняя и рассеивая по пути остатки армии графа Росчертского. Все бежит перед нами в панике: никто не мог предположить, что мы двинемся в наступление с такими крохотными, даже микроскопическими силами. Всяк полагал, что движется некая орда, раз уж мы решились вторгнуться в глубину Армландии.

На третий день дозорные вернулись на взмыленных конях с тревожным сообщением. Навстречу движется большое конное войско, а за ним угадывается масса пеших. Возможно, под охраной пешего войска еще и обоз, проверить не успели, торопились доложить.

— Молодцы, — прервал я. — Сделали верно. Дайте коням отдохнуть, я пока что сам, сам…

— Там впереди лучники, — предупредил дозорный.

— Конные? — удивился я. — Гунны, что ли?

— Ваша милость, мы не знаем, кто такие гунны, но стрелять с коней умеют…

— На скаку?

— Нет, останавливаются, ваша милость.

— Точно не гунны, — сообщил я с ноткой превосходства. — А вот я немножко он самый.

— Как скажете, ваша милость! | Я не стал уточнять, что теперь я не «ваша милость», а уже «ваша светлость», я же граф, а не какой-нибудь виконт или барон, только дуракам важны такие мелкие знаки. Зайчик рванулся подо мной, навстречу ударил тугой ветер, далеко позади остались обомлевшие дозорные и войско во главе с Максом, Митчеллом и Альбрехтом, что ведут свои отряды чуточку порознь.

Долина вдали заблистала множеством искорок: осенью воздух чище, войско в дороге не задыхается от удушливой пыли, я сразу оценил, что навстречу двигается чуть ли не армия тремя отдельными колоннами. Между ними постоянно снуют легкие всадники.

Лучники небольшими группами впереди войска, одеты легко, кони тоже без доспехов и попон. Я приблизился с настороженностью, готовый в любой момент повернуть обратно, однако никто не взял лук в руки. То ли не считают одинокого всадника опасным, то ли у них на подобные встречи есть четкие указания.

Я остановил коня, далеко впереди блестят доспехи рыцарей, над их головами реют знамена. Там лорд на лорде, но рискованно ехать навстречу, оставляя за спиной столько лучников… Впрочем, это же в самом деле не гунны, у этих луки длинные, что значит — стреляют с земли, да и конь у меня не прост…

Обругав себя трусом, я неспешно поехал к группе военачальников. Угол зрения сузил, так что все затянуто пеленой, только в центре сильно прыгающая увеличенная картинка блестящих рыцарей. Я обыскал едущих во главе, охнул. Впереди на роскошном коне гордо и надменно восседает Варанг, барон Варанг, с которым мы сходились в поединке при дворе леди Беатриссы!

Я остановил Зайчика, руки держу на поводьях. Варанг не изменил аллюра, но его всадники пришпорили коней, с лязгом и грохотом помчались, взяли в кольцо. Я на них даже не смотрел, гордо и так же надменно взирал на их предводителя.

Барон придержал коня в трех шагах, вскинул руку в рыцарском приветствии.

— Рад вас видеть, доблестный сэр Ричард!

— И я вас, благородный сэр Варанг, — ответил я учтиво.

Рыцари переговаривались между собой, особой вражды я не чувствовал, как и теплоты: война есть война, здесь убивают не врага, а противника. И меня убьют совершенно спокойно, если не удастся захватить в плен.

— Мы встретили отступающие отряды, — сказал Варанг.

— Бегущие, — уточнил я.

— Бегущие, — согласился он. — Уж не знаю, как вы сумели разгромить такое многочисленное войско…

— Воюют не числом, а уменьем, — сказал я. — Мне искренне жаль, что погибли такие доблестные рыцари, как Глицин, Байэр, граф Ансельм и граф Росчертский… и еще погибнут очень достойные люди, что не видят очень ясных знаков, посылаемых нашим Господом…

Я благочестиво перекрестился. Некоторые рыцари с явной неохотой последовали моему примеру. Другие смотрели холодно и враждебно, словно каждому из них погибшие доводились близкими родственниками.