Уинтер ничего не сказал.

– Вы недавно работали над делом в Детройте, – продолжил Собек. – И там арест не удался, убийца был застрелен. И это уже не первый раз, когда подобное случается на вашем деле. Я бы даже сказал, что так бывает часто.

– В этом нет ничего загадочного. Люди, которых я преследую, знают, что подошли к финальной черте. Им остается не такой уж большой выбор – пожизненное заключение или смертная казнь. Когда они оказываются лицом к лицу с этой перспективой, они ищут выход. Вы бы на их месте не искали?

– При этом вряд ли вас мучает бессонница. Даже, думаю, совсем не мучает.

– Нет, не мучает. Для меня важно одно – остановить их. А мертвы они или в тюрьме – это мне совершенно безразлично.

– И вы не испытываете ни малейшего удовольствия, когда видите, как они умирают?

Они молча смотрели друг на друга. В конце концов: Уинтер нарушил молчание.

– А о каком бонусе речь?

– Назовите свою цену.

– Вам будет не по карману.

– Думаете?

– Два миллиона баксов. И сразу скажу – без торга. Если что-то пойдет не так, в тюрьме окажусь я.

Собек стоял и мучительно думал.

– Если бы все было так просто, – ухмыльнулся он.

– Если бы… Слушайте, меньше всего мне нужен ваш самосуд над убийцей. Даже если это самосуд чужими руками. Понимаете?

Собек ухмыльнулся.

– Я так понимаю, вы человек конкретный, – продолжил Уинтер. – Поэтому и я буду говорить конкретно. Я могу поймать убийцу, но если вы будете мне мешать, эта и без того нелегкая задача станет намного труднее. И чтобы все все правильно понимали: когда он будет пойман, его будут судить, а потом он отправится в тюрьму до конца своей жизни. Понимаете?

– Это я переживу. Тюрьма – опасное место. Там толпы воров и убийц. Не знаю, долго ли он продержится в такой среде.

– Если получится, что его кто-то зарежет в душе, я возражать не буду. Но только при условии, что вы к этому отношения иметь не будете.

– Я очень рад, что мы с вами единомышленники.

– Собек, мы даже рядом не стоим в этом плане. Мы точно не единомышленники.

Уинтер кивнул на стол, на котором лежал лэптоп Кирчнера.

– Так что, у вас есть кто-то, кто сможет глянуть?

– Да, есть.

Собек обошел стол и сел в кресло. Придвинул к себе телефон. Пока он говорил, Уинтер подошел к стене с фотографиями Изабеллы. Среди смертельного ужаса пряталась одна фотография 13 х 18, которая отличалась от всех остальных тем, что она была не про смерть, а про жизнь. В каком-то жарком месте Изабелла стояла у пальмы в бикини и свободном топике. Она была счастлива, красива и наслаждалась жизнью. Уинтер снял фото со стены и принес к столу. Собек заканчивал говорить. Положив трубку на базу, он откинулся на спинку кресла.

– Человек посмотрит лэптоп.

– Сегодня?

– Он за городом, дорога займет пару часов.

– Попросите и на ваши компьютеры посмотреть.

Уинтер положил фотографию на стол и повернул к Собеку. Тот взял и внимательно посмотрел на нее. Несмотря на то, что он видел этот снимок тысячу раз, он смотрел на него так, словно видел впервые. Его лицо приобрело мечтательное выражение, казалось, он вернулся в момент съемки. Возможно, он сам сделал этот снимок и сейчас был там – стоял с фотоаппаратом в руках, стараясь поймать идеальный момент. Именно это все пытаются сделать, когда смотрят в объектив. Из ста снимков лишь один получается особенным. Или удачно лег свет, или фотограф поймал какой-то интересный ракурс. Происходит какая-то магия, которая вызывает желание смотреть на фото снова и снова. Это бывает нечасто, но когда случается, это настоящее волшебство. Оно чувствовалось и здесь. Собек смог поймать момент.

– Расскажите мне об этой фотографии.

– Зачем?

Уинтер указал на стену с фотографиями Изабеллы, и Собек проследил взглядом за его пальцем. Ностальгическое выражение сменилось другим, более жестким. На стене остались только фотографии, изображающие смерть. Никакой логики в расположении снимков не было. Фото лежащей на кухонном полу Изабеллы конкурировали с кадрами ее вскрытого тела.

– Там не ваша жена. Вот она, здесь, – постучал по столу Уинтер, возвращая внимание Собека к фотографии, которую он держал в руках.

Собек снова посмотрел на снимок счастливой жены.

– Это с нашего медового месяца на Антигуа. Изабелла всегда хотела побывать там. Мы шли с пляжа, перед самым закатом. Я попросил ее попозировать немного и сделал быстрое фото на мобильный. За секунду до того, как был снят этот кадр, она прошептала мне, что любит меня. Это моя любимая фотография.

– Спасибо, что рассказали. Позвоните, когда человек посмотрит лэптоп.

Уинтер пошел к выходу. У самой двери он обернулся. Собек в глубокой задумчивости смотрел на фотографию. Сейчас он был просто еще одной жертвой – человеком, потерявшим близкого. Во многих отношениях он ничем не отличался от Эрика Кирчнера или Скота Хупера, хоть и утверждал, что ему удалось пережить ураган. Уинтеру в этот момент показалось, что это не так. Есть вещи, от которых невозможно убежать.

38

В отель он вернулся в двенадцатом часу. Несмотря на усталость, спать он не смог. Налил себе в стакан виски, нашел пульт и расположился на диване. Некоторое время он просто переключал каналы. Ему хотелось отвлечься, но само собой все возвращалось к новостям. Убийство Майры по-прежнему оставалось темой номер один. Через сорок семь минут пятое августа превратится в шестое. Обратный таймер в голове тикал громко как никогда.

Реалити-шоу, герои которого соревновались в уничижении друг друга, сменилось фильмом, где у всех актеров были плохие стрижки в стиле 80-х, безвкусная одежда в стиле 80-х и ужасные диалоги. Уинтер снова нажал кнопку новостного канала на пульте, и увидел нечто неожиданное. Сначала он даже подумал, что ошибся кнопкой. Изображение было зернистым, с низким разрешением, словно снятое на дешевый мобильный телефон. По ощущениям, происходящее походило на фильм, который могли бы показать в передаче в стиле «Сам себе режиссер». Но он не ошибся кнопкой. В углу экрана маячил логотип «Глобал», внизу экрана бежала новостная строка.

Уинтер прибавил громкость и подался вперед. На экране была толпа подростков. Скорее всего, студентов. Было темно, они были пьяны и перевозбуждены. Все их внимание было приковано к тому, что происходило на небольшом удалении от них. С расстояния съемки и при плохом освещении невозможно было понять, на что они смотрят. Уинтер мысленно повелел оператору дать более крупный план, и через секунду именно это и случилось.

Объектом всеобщего внимания оказался плюшевый мишка с коричневым мехом и счастливой улыбкой. Он был большой, размером почти с младенца. К его шкуре прикрепили петарды – для большего сходства с реальностью примотав их изолентой. Провода просто прикрутили друг к другу. Вдруг в кадре появился человек. Лицо было закрыто пикселями, а по одежде трудно было определить, женщина это или мужчина. Судя по характеру розыгрыша, скорее всего, это был мужчина. Он держал зажженный фитиль, что само по себе позволяло сделать вывод о минимальном количестве здравого смысла и крайне поверхностном знакомстве с мерами безопасности при работе с фейерверками. Он приложил фитиль к проводу и стал убегать со всех ног. Видимо, какие-то представления о риске для собственной жизни – пусть и весьма поверхностные – все же существовали в голове этого героя.