Портрет Джеффри Чосера на фронтисписе экземпляра «Кентерберийских рассказов». Конец XV в.

2. Насколько епископы и монахи в Англии богатели, настолько же приходские священники тогда прозябали в бедности. В принципе, священники должны были жить на десятину, изымая из нее лишь средства на милостыню и на содержание церкви. Но среди сеньоров, в чьих владениях находился приход, завелся обычай «присваивать» сборы, то есть передавать их епископу или монастырю. Викарию оставались лишь ничтожные суммы. После большого чумного поветрия стало невозможно найти священников для беднейших приходов. Уложение, аналогичное «Уложению о работниках», во избежание конкуренции запрещало платить им больше 6 фунтов в год; эта норма не соблюдалась, и они добились 12 фунтов, но их нищета по-прежнему оставалась вопиющей. Многие из них к тому же были невежественны и больше заняты охотой на зайца в соседних полях, чем наставлением своей паствы. Некоторые отдавали дом священника внаем фермеру и даже не жили в приходе. Их и без того скудный хлеб отбивали нищенствующие ордена, чьи братья ходили по стране и подряжались служить мессы в обителях. У Чосера можно найти беспощадный портрет такого брата, который ходит по деревням, заглядывает в каждый дом и, зная каждую хозяйку и ее угощение, выпрашивает муку, сыр, говядину «или что другое; мы ведь не вправе выбирать», потом тщательно записывает на табличках из слоновой кости имя благодетельницы для благодарственных молитв, но, как только выходит из деревни, весело стирает все имена. И не одни только нищенствующие братья составляют конкуренцию священнику; мы видим, как по английским деревням ходят «прощатели», прибывающие из Рима с письмом за папской печатью, которое предоставляет им право отпускать грехи и давать прощение тем, кто купит у них какую-нибудь реликвию. Чосер, у которого лжерелигия всегда будит остроумие, живописует, как такой «прощатель» произносит проповедь на тему: «Radix malorum cupiditas…» («Корень всех зол — алчность…»), а затем продает поселянам право поцеловать склянку с костями или тряпками.

Монах. Миниатюра иллюминированной рукописи «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера. Конец XV в.

3. Эта же смесь алчности и религии вновь возмущает Чосера и Лэнгленда, когда они описывают церковные суды. Архидьякон тогда имел право вызвать в суд любого человека из диоцеза, виновного в нравственном проступке, в частности в прелюбодеянии. Можно представить себе злоупотребления такой властью. То церковное судилище было таким продажным, что отъявленным грешникам диоцеза достаточно было всего лишь купить себе годовой абонемент, чтобы их не беспокоили; то сам архидьякон был честен, но вот его пристав, summoner, прекрасно осведомленный о пороках своих сограждан, подвергал их настоящему шантажу, угрожая вызвать в суд, если они не купят его молчание. Еще эти суды на первых порах присуждали провинившихся к покаянию или к паломничеству. «Покаяние было полезно для кающегося, а паломничество обладало большой социальной значимостью». На дороге в Кентербери встречались рыцарь, купец, ткач, монашка и врач, по-братски беседовали друг с другом и через это общение формировали одновременно английский язык и английскую душу. Именно паломничество открыло многим англичанам чужеземные страны. У Чосера матрона из Бата была в Иерусалиме, в Риме, в Сантьяго-де-Компостела и в Кёльне, и она готова рассказать об этих путешествиях множество историй. Но мало-помалу прижилась привычка покупать себе покаяние и паломничество за деньги, в виде штрафа. Скептик Чосер, набожный Лэнгленд и богослов Уиклиф, не сговариваясь, порицали возмутительную торговлю прощением. Даже монархия проявляет враждебность к церковным судам, по-прежнему подозревая их в сговоре с Римом. Эдуард III издает в 1353 г. знаменитый закон Praemuniere, который приравнивает к измене попытку английского подданного искать или принять иностранную юрисдикцию (название закона происходит от формы предписания: «Praemuniere facias…» — «Предупреди такого-то…»).

4. Уиклиф (ок. 1320–1384), отважный ум, реформат задолго до Реформации, учитель богемских гуситов и пуританин еще до того, как появилось это слово, принадлежал в начале своей карьеры к «кесарийской» церкви. Корона использовала его, отправив послом в Брюгге; позже он стал одним из самых известных богословов Оксфордского университета. Пораженный безнравственностью своего времени, он пришел к заключению, что для возвращения Церкви на путь добродетели надо избавить ее от имущества и вернуть к изначальной бедности. Потом его мысль становится еще более дерзкой. В своей книге De domino divino («О Божьем владении») он утверждает, что Бог — владыка вселенной и дает власть мирским правителям в лен. Таким образом, он доверяет свое могущество несовершенным существам, папам и королям; всем им христианин обязан повиноваться. «На земле Бог вынужден покоряться дьяволу». Но каждый христианин получает от самого Бога немного «владения», dominium. Поэтому он должен обращаться непосредственно к Божьему суду, если представители Бога на земле наносят ему ущерб. Человек может быть спасен не церемониями, индульгенциями и наложенным на него покаянием, но своими заслугами, то есть своими благими делами. Уиклиф намеренно приводит слова святого Августина: «Всякий раз, как пение восхищает меня больше, нежели сама песнь, я признаю, что совершаю серьезную ошибку». Проповедь видится ему главной частью богослужения.

Только серьезной, а отнюдь не развлекательной проповедью (чем порой грешили его собратья) можно привести верующих к покаянию и христианской жизни.

Монахиня. Миниатюра иллюминированной рукописи «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера. Конец XV в.

5. До этого Уиклиф был всего лишь несколько дерзким профессором, которого Церковь терпела, потому что его поддерживали герцог Ланкастерский и Оксфордский университет. Но, отрицая таинство пресуществления, или догмат о реальном присутствии Христа в евхаристии, он становится несомненным еретиком. Этой доктрине он противопоставил идею консубстанциональности, то есть одновременного существования материального хлеба и тела Христова. А это уже означало посягательство на чудо мессы, и папа не мог стерпеть такое учение, не подвергая опасности все здание Церкви. Осужденный Уиклиф, отвергнув папскую власть, учил в свои последние годы, что единственным источником христианских истин является Библия. Для распространения Священного Писания он и стал переводить его на английский, поскольку прежде имелись переводы только на латынь и французский, непонятные людям из народа. Затем он собрал вокруг себя группу последователей, которым надлежало жить так же бедно, как и первым «братьям» святого Франциска. «Бедными священниками» Уиклифа поначалу были студенты университета, исполненные решимости отдать свою жизнь ради спасения Церкви; однако вскоре столь суровое существование показалось богатым и образованным молодым людям слишком тяжелым, поскольку Уиклиф не разрешал им владеть никакими деньгами; им даже не полагалось, как братьям-францисканцам, носить мешок и складывать в него подношения; они должны были брать только пищу и только в тот момент, когда нуждались в этом. Босоногие, в длинных рясах из грубой шерсти, бедные священники ходили от деревни к деревне, неустанно проповедуя учение Уиклифа. Вскоре их ряды стали пополняться только бедняками. Можно представить себе, какое впечатление производили в деревне эти пылкие молодые люди, проповедовавшие бедность и равенство. Это было время, когда крестьяне в тавернах начинали спорить о священных книгах. В той Библии, которая внезапно была им открыта, они находили образ древнего райского сада, где еще не существовало ни дворян, ни крестьян. «Когда Адам пахал, а Ева пряла, где был тогда дворянин?» После чумы это семя упало в хорошо подготовленную почву.