проведать. Я звонил вам часа два назад, не припомните? Или я не с вами разговаривал?

Один из «менеджеров» сказал, лениво растягивая слова, что он не при делах, пришел компьютер настроить, а вот тот чел – он должен быть в теме, поскольку медбрат.

Медбрат, в свою очередь, поведал, что смену принял только что и даже не успел переодеться, и что разговаривал Пашка, скорее всего, с ночной медсестрой, но раз она пообещала, то в палату он их пропустит.

Какая же Лера слабоумная доверчивая дура! Как легко ей смогли законопатить мозги, хотя поначалу она видела подозрительные нестыковки! Видела и отдала смартфон. И разрешила сумочку проверить, а потом оставила ее висеть на спинке стула одного из «менеджеров».

Все потому, что Пашка рядом стоял и соглашался. И свой смартфон тоже вытащил.

Когда рядом друг, ну, пусть не твой друг, а твоего мужа, можно позволить себе роскошь быть беспечной.

А потом их развели в разные стороны. Она пошла за «медбратом», а Пашка остался с «компьютерщиком» в приемной. Может, бандитов не двое было, а больше? Может, Пашку заперли в комнате по соседству, надев наручники на руки и на ноги?

Но не об этом Лере сейчас надо размышлять и не о Пашке беспокоиться.

Если Горячев жив, с ним тоже будет все в порядке, только для этого ей надо придумать, как сбежать отсюда или хотя бы позвать на помощь.

Брань за дверью усилилась, и Лера поняла, что ничего сверх-интересного там не происходит. Обычная мелочная разборка между шестерками, а что «медбрат» и «компьютерщик» – простые шестерки, Лера не сомневалась.

Хотя «компьютерщик» пузырился больше, видимо, рвался получить еще одну лычку. Как раз сейчас он наезжал на «медбрата» за то, что тот не упаковал Леру в «браслеты»:

– Ты совсем оборзел, придурок? Щас приедет Фогель, а она устроит ему цыганочку с выходом! Давай иди и разберись с ней, короче!

– Да кончай ты очковать, Сэм, в натуре. Что мы, вдвоем с одной бабой не справимся? Покажем ей ствол, она и притухнет. А вякать начнет, то скотчем замотаем по самые уши. Здесь его до фига, на двух таких телок хватит.

– А я сказал, пошел живо и разобрался! Хочешь все испортить, дебил? Тебе же ясно было сказано, что у нас времени в обрез. Когда Фогель приедет, все четко нужно будет делать, а не за бабой по углам гоняться! Ихняя тачка и так вторые сутки с тротилом под брюхом стоит. Если какой-нибудь старый пень за своим котом под нее полезет или кент за мячиком, он же нам всю малину обломает, сечешь ты, удод? И кто виноват будет? Я перед Фогелем тебя выгораживать не подписывался!

Перепалка продолжалась, но Лера больше не слушала, отпрянув от двери.

Ужас праздновал победу, сломив жалкие потуги сохранять хладнокровие.

Безумным взглядом она вновь и вновь обшаривала пространство – пол, стены, потолок… Окно с решеткой… Силилась найти выход и не находила.

Сейчас сюда войдет «медбрат» в гавайской рубахе и, угрожая пистолетом, запакует ее в наручники. Или обмотает липкой лентой, как паук обматывает толстую и глупую добычу.

На этом можно будет ставить точку и больше не рыпаться. Останется лишь безвольно ждать исполнения приговора. А потом наступит страшный миг.

С кого они начнут? С нее? С Лёньки? Зарежут ножом, вспоров острием грудную клетку? Выстрелят в лобную кость из пистолета, размазав их мозги по стене напротив? Или временно обездвижут ударом рукоятки в височную часть и засунут в начиненный взрывчаткой салон «Тойоты»?

А это важно? Весь этот бесконечно длинный миг она будет чувствовать своей кожей, своим телом, как ее убивают. Своими нервами и всей своей кричащей, противящейся душой.

Боль и ужас. Ужас и смерть. Мучительная и страшная. Секунда? Бросьте вы, секунда…

Откуда знать-то вам, какой вечностью обратится эта секунда. Смерть бывает легкой? Бывает. Если это не ваша смерть.

Но Валерия не хотела, не хотела! Она не хотела умирать! Она не хотела, чтобы на ее глазах эти звери убили Лёньку!

От леденящего страха к горлу подступила визгливая истерика, готовая, скрутив сознание и волю, вырваться наружу, и Лера ей сопротивлялась из последних сил.

Она. Ничего. Не может.

И нет никого, кто может им помочь.

И тогда Валерия выкрикнула яростным, свистящим шепотом:

– Великий воин, помоги! Помоги, Георгий Победоносец!

Она выкрикивала это исступленно, снова и снова, понимая, как нелепа сейчас, но больше ей не на кого было надеяться. И больше им некому помочь.

Когда-то она ходила с Киреевой Надей в церковь ставить свечи перед иконами, и Надя велела ей поставить свечу Целителю Пантелеймону, а Лера все перепутала и поставила Георгию Победоносцу, и Киреева тогда ее ругала, а если бы не ругала, то не запомнила бы Лера имя этого святого, а теперь вот вспомнила и кричит ему, требуя помощи.

Она бормотала, закрыв лицо ладонями:

– Великий воин, я не дура, понимаю, не просто так все это произошло… Получаю за дела. Но я не вижу, не вижу за собой ничего плохого! Ну, кошку обижала, ну, родителей не слушалась… У Ирки Ветровой во втором классе зеркальце из ранца потырила… Но за это ведь так не наказывают! А если по жизни жестко себя с кем-то вела, так ведь вынуждали, и, как иначе, если можешь рассчитывать лишь на себя?.. Дай мне увидеть грехи мои, Георгий Победоносец, и я попрошу за них прощения, и исправиться постараюсь, только прежде помоги, помоги, иначе мы с Лёнькой пропали!

Она все молила, или звала, или требовала, и сердилась за то, что он медлит и ничего не делает, и не мчится к ней на своем белом коне, и не присылает воинства ангелов, чтобы они сорвали с дверей замки и засовы, а их с Лёней вывели наружу…

А потом перестала.

Силы закончились, и она умолкла.

На полу валялась зажигалка. Желтый прозрачный пластик, газа на донышке. Ветерок из окна подул и прогнал с насиженного места обрывок газеты, под которым зажигалка отлеживала бока все это время.

Лера медленно присела и ее подняла. Потрясла, крутанула шестеренку. Подняв голову, в который раз осмотрелась. В глаза бросился стоящий возле стены оцинкованный таз, выпачканный изнутри побелкой.

Руки вдруг задрожали, и заполошной надеждой заколотилось сердце, подпрыгивая до самого горла. Она, кажется, знает, что можно сделать. Что можно попробовать сделать. Только бы получилось. Только бы… Великий воин!..

Под шумовой завесой злобной свары, набравшей в предбаннике новые обороты, Валерия медленно оторвала стремянку от пола и, стараясь не шуметь,