отказался от сопровождающего рисунки текста и предался свободному полету фантазии. Он смело раскрепостил свое воображение, наслаждаясь актом чистого творчества. Не случайно в XX веке эти гравюры послужили источником вдохновения для Сальвадора Дали, который создал свою версию «Озорных снов» в сюрреалистическом духе.

Заключение

Вопреки стереотипам, вера в монстров не была отличительной чертой Средневековья. Чудовищные твари, химеры и фантастические бестии существовали и в культурах Древнего Востока, и в античной традиции. Оттуда они мигрировали в Средневековье, которому достался в наследство этот гигантский монструозный арсенал. Сегодня Античность воспринимается как эпоха расцвета человеческой мысли, как время технологического прогресса и зарождения наук. Античные мыслители первыми положили в основу познания мира разум и логику, противопоставив их мифо-религиозному объяснению законов мирозданья. Однако в вопросах естествознания для античных ученых оставалось еще много неясного и загадочного. Мир природы с ее дикими обитателями казался им полным тайн и необъяснимых явлений. В античных трактатах, посвященных флоре и фауне, научные сведения часто смешивались с мифологическими представлениями и древними преданиями. Чтобы компенсировать нехватку точной информации, авторы прибегали к приемам гиперболизации свойств отдельных животных, наделяя их сказочными характеристиками и свойствами. Так, индийский тигр в глазах грека мог превращаться в свирепую мантикору, жаждущую человеческой крови.

С самых древних времен человек противопоставлял свой небольшой, но хорошо знакомый мир всему тому, что находилось за его пределами. Территории, выходившие за привычные и изученные границы, считались опасными, поэтому в сознании людей они становилось пристанищем монстров и химер. Древнегреческие путешественники, историки и географы старались собрать сведения о далеких землях, но их описания еще были фрагментарными. Более того, нередко историки и путешественники сильно преувеличивали реальные наблюдения и факты, добавляя к ним сказочные сведения. Древнегреческий географ Страбон, написавший семнадцать томов «Географии», не стеснялся украшать свое многостраничное повествование откровенными байками.

Живой интерес ко всему необычному и экзотическому соединялся с естественным страхом человека перед непознанным, и это нашло выражение в образах монструозных рас – существ гибридной природы с очевидными физическими уродствами. В сознании древних самые удаленные уголки земли были населены племенами, состоявшими из таких людей-монстров. В этой системе координат человек и его привычный облик стали своего рода мерилом нормы. Любое отступление от этой нормы свидетельствовало об опасности и несовершенстве. В этом смысле даже самобытные традиции отдельных народов – вроде африканских племен, прокалывающих себе нижнюю губу и вставляющих туда широкий металлический диск, – трансформировались в образы монстров с гигантской нижней губой, укрывающей практически все их тело.

Весь античный миф с его идеей борьбы с чудовищами и химерами, ярким воплощением которой служат известные каждому подвиги Геракла, свидетельствует о попытке истребить и уничтожить все, что отклоняется от привычной антропологии или от наблюдаемой вокруг нормы. Уже в Античности идея физического уродства тесно сплелась с идеей уродства морального. Это масштабная расчистка всего чудовищного, выраженная в греческом мифе через истории побед героев над монстрами, свидетельствовала не только о желании в буквальном смысле очистить мир от чудовищ, но и о стремлении уничтожить все животное в самих себе.

В Средние века связь между физическим и моральным несовершенством стала еще более крепкой. Образ человека приобрел сакральный смысл, так как напрямую соотносился со своим божественным прообразом. Искажение или изменение привычного облика человека свидетельствовало о порочности и нечестивости. Именно такими, необузданными в желаниях и порочными, воспринимались представители далеких народов: люди-монстры, пришельцы с края мира. Их омерзительный вид: песья голова на плечах или отсутствие головы, а также варварские повадки – каннибализм и агрессивность – указывали на неприятие христианских ценностей и Слова Божьего, а значит, не позволяли считать их полноценными людьми.

Христианская эсхатология с ее идеей конца мира и неминуемой расплаты за прегрешения на Страшном суде породила страх перед посмертным существованием и возможностью оказаться в аду. Этот страх вызвал к жизни гигантский пласт демонической образности, плотно вошедший в лексикон христианского искусства. Слабость плоти, тяга человеческой натуры к пороку и искушениям давали богатую почву для развития изображений на эти темы. Главными героями в них становились бесы и монстры инфернального мира, толкающие человека на путь греха. Их облик одновременно отталкивал и притягивал внимание своей необычностью и оригинальностью. Иногда забавные и нелепые, а иногда свирепые и изощренные в своих пытках над грешниками, демоны стали неотъемлемой частью культуры всего западноевропейского Средневековья. Их властитель Сатана, приобретший в искусстве не менее выразительные и узнаваемые черты, неизменно выделялся на фоне своих прислужников гигантским масштабом, подчеркивающим его силу и статус.

Что же случилось с монстрами и химерами с приходом Нового времени? Стало ли их меньше? Парадоксально, но в эпоху разума и стремительного развития научного знания, после Великих географических открытий, после создания подробных атласов Земного шара и формирования единой научной системы классификации растительного и животного мира, потребность в чудовищах и монстрах не исчезла. Истории о фантастических чудовищах, монструозных расах и «диких людях» сохранились в многочисленных легендах, суевериях и фольклорных рассказах. Наиболее значительная судьба ждала монстров демонического мира. Вера в иррациональные потусторонние силы не угасала. Особенно ярким ее проявлением стала масштабная охота на ведьм, заразившая практически всю Европу в XVII веке. Убежденность в существовании чертей и оборотней, которые вступают в сговор с отдельными людьми, чтобы совершать отвратительные злодеяния, была непоколебима.

В эпоху романтизма, обозначившую переход от XVIII к XIX столетию, страсть к иррациональной стороне бытия вспыхнула с новой силой. Однако романтики искали монстров не столько во внешнем мире, сколько внутри человеческой натуры, в глубинах его сознания. В результате такого субъективного поиска были созданы грандиозные фантасмагорические миры Иоганна Генриха Фюсли, Уильяма Блейка и Франсиско Гойи. Романтические натуры с их чутким и даже болезненным восприятием мира использовали образы чудовищ, демонов и апокалиптических тварей как своего рода психотерапию, а само творчество стало для них чем-то вроде мистического акта. Произведения искусства превратились в проводников субъективных переживаний художника, пространство для выражения его кошмаров и мучительных видений, страхов и отчаяния. Самых необузданных и страшных монстров романтики находили в потемках человеческой души и дебрях подсознания.

Наша современность полна монстрами ничуть не меньше, чем эпоха Средневековья или эпоха романтизма. Несмотря на то что человек стремительно расширяет границы своего присутствия и уже вышел далеко за пределы земного шара, осваивая космические пространства, перед ним неизбежно открываются новые горизонты, в которых бесконечно много непознанного и неизведанного. Заполняя лакуны незнания, человеческое сознание склонно фантазировать и додумывать. Так на свет появляются «синие человечки», гуманоиды и пришельцы. Мы по-прежнему делим наш мир на своих и «чужих». Чудовища и