Подруга глубоко задумывается.

– Он ближе к богу, чем все, кого я знаю.

– Что ты имеешь в виду?

– В нем есть нечто особенное, чего я не способна объяснить, но в его присутствии я чувствую любовь Иисуса, – говорит Дезире, приложив руку к сердцу. – Он видит меня так, как не видит никто другой. – Глаза подруги начинают блестеть, она наклоняется к столу. – Мне не всегда было так хорошо, – продолжает она, понижая голос, – в Свободной церкви я чувствую себя как дома. Здесь я могу быть самой собой.

Отхлебнув еще кофе, Маделен вспоминает про раны на животе Дезире.

– Ты говорила мне, что люди со всего мира стремятся попасть в этот приход. Как ты думаешь, почему они выбирают именно нас?

– Об этом расскажет сам пастор Линдберг, – лукаво улыбаясь, говорит Дезире.

– Что ты имеешь в виду? Он тебе объяснил?

Подруга встает и кладет руку на плечо Маделен.

– Ты избранная, радуйся этому. Со временем план Господа станет ясен. – Она забирает тарелку с чашкой. – Пойду в церковь. Сегодня моя очередь наводить порядок перед воскресной проповедью.

– Ладно. Кстати, – вспоминает Маделен, когда Дезире уже прошла полпути до кухни. – Ты не знаешь, кто такая Аманда Л.?

– Знаю. Она руководила хором до твоего приезда.

Маделен удивлена. Почему-то ей казалось, что нотный сборник пролежал в церкви значительно дольше.

– Вот, значит, как. И давно она уехала?

– За пару недель до твоего появления.

– Она прожила здесь год?

Дезире качает головой:

– Нет, она приехала прошлой осенью – тогда же, когда я и Айно, но заболела.

– Ой. А что с ней случилось?

– Не знаю, – Дезире пожимает плечами.

– Как думаешь, может, Айно что-нибудь известно?

– Возможно, – бесцветным голосом отвечает подруга. – Извини, мне пора.

– Конечно. Увидимся.

Маделен кажется странным, что никто не рассказывал ей раньше об Аманде. Раз она была адептом в Юсшере, должны остаться и другие следы.

Она оглядывается вокруг. Многие бывшие практиканты оставили о себе память. На стенах висят фотографии молодых женщин: некоторые запечатлены перед алтарем в нарядных платьях для хора, другие готовят угощение к какому-нибудь празднику, а снизу заботливо прикреплены таблички с их именами. Повсюду лежат забытые вещи – футболки, книги, кассетный магнитофон, – и о прежних постояльцах часто говорят: «Помните Хелену – она пекла вкуснейший персиковый пирог» или «Минель, та что приехала из самой Южной Африки, великолепно танцевала».

Адепты, очевидно, играют важную роль в истории Свободной церкви, и приход гордится всеми участниками молодежного обмена. Но про Аманду Маделен ничего не слышала, несмотря на то, что та покинула Юсшер сравнительно недавно.

Доедая бутерброды, Маделен пытается представить себе, что за болезнь могла заставить Аманду уехать домой. Конечно, если что-то серьезное, то понятно, почему о ней предпочитают не говорить.

Маделен проглатывает последний кусочек и вспоминает об Эндрю – однокласснике по средней школе, заболевшем лейкемией. Удивительно: казалось бы, он только что сидел с ней за одной партой, а на следующий день исчез, и о его существовании моментально забыли.

Девушка в задумчивости допивает свой кофе. Что-то из сказанного Дезире царапнуло ее, но что именно – не уловить.

Собрав со стола крошки, она стряхивает их в ладонь. Как только представится случай, надо расспросить Айно, что случилось с Амандой. Было бы странно, если бы никто не знал, почему она покинула Юсшер.

29

Вторник, 18 июня

Когда начинает играть музыка, Эви сидит на кухне. Музыка играет громко и отчетливо, от ее скрежета вибрируют окна. Спустя всего несколько секунд становится понятно, что звуки в очередной раз доносятся со стороны дома Мариан.

На улице с безоблачного неба светит солнце, но Эви его не замечает. Она торопится к отвратительному бетонному дому Мариан, отбрасывающему на дорогу длинную тень. Соседка потратила на строительство этой громадины, которую называет современной архитектурой, никак не меньше половины своего состояния, а выглядит она как куча криво составленных коробок из-под обуви. А Мариан хочет строиться дальше, но Эви ей этого не позволит. Она обжаловала разрешение на строительство и не намерена сдаваться.

Эви быстро пересекает улицу и подходит к высокой живой изгороди, одновременно скрывающей участок Мариан от чужих взглядов и лишающей соседей красивого вида. До того, как десять лет тому назад актриса развела здесь уродство, у Эви из окон открывался прекрасный вид на море. С помощью бинокля можно было оценить высоту волн и рассмотреть, много ли народа на пляже, а сейчас практически ничего не видно.

Эви раздраженно топчется вокруг, пытаясь найти просвет в живой изгороди, чтобы прокричать Мариан свою просьбу сделать музыку тише. Наконец она находит место, откуда можно забраться на спрятанный за туями забор.

Просунув ноги между рейками, Эви подтягивается на руках вверх. Ветки лезут в лицо, и ей приходится моргать, а то хвоинки попадут в глаза.

Она внимательно осматривает участок. Сад Мариан напоминает парк развлечений. Здесь разбит фонтан, стоят большие мраморные статуи и помпезно отделанная беседка; посередине возвышается ржавый Будда, окруженный заморскими растениями, которые совершенно не подходят к местному климату. У бассейна стоит гриль, напоминающий космический корабль, а вместо садовой мебели у Мариан кругом расставлены яйцеобразные коконы, в которые, вероятно, можно забраться, если кому-нибудь вдруг захочется.

Проходит несколько секунд, прежде чем Эви замечает Мариан. Та стоит у короткой стороны бассейна, странно согнувшись. В первое мгновение Эви думает, не повредила ли что-нибудь себе соседка. Ее голова прижата к земле, а руки и ноги вытянуты в разные стороны. Все это выглядит так странно, что вначале Эви даже не замечает, что Мариан совершенно голая, а когда понимает, чем та занимается, отпрянув назад, теряет равновесие.

Эви слышит шорох кустов и крик Мариан, и в тот же миг ей удается удержаться от падения. Передумав, она освобождает застрявшую в волосах ветку. Конечно, ей хочется закричать, чтобы Мариан сделала потише проклятую музыку, но, поскольку Эви подсмотрела за тем, как соседка делала зарядку нагишом, это уже кажется неуместным. К тому же за Эви уже числятся два предупреждения от деревенского совета за незаконное проникновение в соседские сады, и это необременительная цена за возможность убедиться в приличном поведении соседей. Однако третье предупреждение будет означать потерю права голоса, а уж им Эви точно рисковать не хочет.

Она со вздохом отходит назад и замечает принадлежащий Мариан «Астон Мартин», неправильно припаркованный напротив дома соседки. «Не надо быть гением, чтобы понять, что здесь меньше десяти метров до перекрестка», – думает Эви, начиная отмерять расстояние шагами. Семь, восемь, чуть больше девяти метров.