Когда мы с Сетом ушли, я поняла, что происходит нечтоскверное. Я довезла его до дома, и он пригласил меня поесть мороженого «Рокироуд». Он был большой любитель мороженого. Я собиралась развернуться и уехать,если бы не сверхъестественное притяжение «Роки роуд». К тому же я вспомниланашу договоренность с Сетом во время последнего раунда переговоров в постели —что проблемы лучше обсуждать, а не пренебрегать ими. Я по-прежнему былаубеждена, что так оно и есть, но теория и практика — вещи совершенно разные.

Он разложил мороженое, и мы съели его в тишине. Сет, неглядя на меня, нерешительно вертел в руках ложечку.

— Так это правда? — наконец спросил он.

— Что правда? — Как будто я не поняла.

— Ладно, не заставляй меня объяснять, — мягкопроговорил он. — Я просто хочу услышать твою версию, вот и все.

Я уже собиралась сказать что-нибудь, способное все этосгладить, но язык словно распух и не поворачивался. Связной речи не получалось.

— Это правда? — повторил Сет.

Так и не дождавшись ответа, он продолжил:

— Подчас, когда я вижу тебя — как той ночью — и едвамогу дышать, до того ты прекрасна… так прекрасна, что я начинаю совершатьидиотские поступки, — и все это означает, что ты просто… с кем-то спала?То есть я, конечно, не имею в виду спала… э-э… буквально…

Черт, это общение действительно высасывает все соки.

— Фетида, — сказал он после долгогомолчания, — поговори же со мной.

Я резко вскинула голову:

— Что ты хочешь от меня услышать? Ты уже знаешь ответ.Они бы не стали лгать. Ладно, на самом-то деле они лгут непрерывно, но не вэтом случае.

Он кивнул и положил блюдце и ложку на кофейный столик.Сгорбившись на диване, он не смотрел на меня, а, погрузившись в раздумья,блуждал взглядом по комнате. Я могла только гадать, что творится в его голове.Ему было известно, кто я и чем занимаюсь. Но одно дело — поверхностноепредставление, и совсем другое — вдруг узнать о существовании ощутимогосвидетельства каждой моей любовной связи. Теперь он мог распознать мое«свечение» и понять, что я только что из чьей-то постели, и совсем недавно былав чьих-то других руках, и совершала самые сокровенные из возможных между двумялюдьми действий.

— Прости меня, — сказала я, не зная, что ещесказать.

— За что?

— За… это. За то, что я делаю.

— Почему? В этом твоя суть. Тебе приходится это делать,так? Зачем же извиняться за свою собственную… хм… природу?

— Так… что же теперь? Для тебя это нормально? Знать,что я вытворяю с другими парнями? Или, вернее, когда именно я этим занимаюсь?

— «Нормально» — не совсем подходящее слово, но,полагаю, да. А вот что для меня не нормально… — Он помедлил, как всегдаобдумывая свои слова, прежде чем произнести их: — А вот ненормально то, что тыбоишься рассказывать мне об этом. Ты не могла не видеть, насколько я был…ошеломлен. Но ты не завела разговор об этом и ничего мне не объяснила.

— Что я должна была сказать? «Спасибо, что заметил, какя привлекательна. Это все потому, что я только что прилегла с каким-тонезнакомцем в низкопробном клубе»?

Сет вздрогнул, и я тут же пожалела о сказанном.

— Вероятно… вероятно, можно сформулировать немногоболее, хм… тактично, однако да. Думаю, что, по существу, ты могла бы сказатьименно это.

Я помешала растаявшие остатки мороженого.

— Это не так просто, сам понимаешь. Для тебя достаточнотрудно принять сам факт того, что я сплю с кем-то, и без реальных, так сказать,доказательств каждого раза, когда это происходит.

— Почему бы тебе не позволить мне решать, что я могу, ачто не могу принять.

Не сказать, что он произнес это с гневом, но я никогда неслышала его таким резким и напористым. Моей высокомерной составляющей такой тонсовсем не понравился, однако я понимала, что сейчас он оправдан. И нельзя непризнать, что доверие — это тоже своего рода кайф.

— Мне известно, кто ты, — продолжил он, — и язнаю, что ты делаешь. Мне пришлось смириться с этим с самого начала нашихотношений. Да, это меня беспокоит, но это не значит, что я не могу справиться сэтим знанием.

Он положил ладонь мне на руку и рассеянно водил пальцами покоже.

— Ты не должна бояться говорить мне правду. Никогда.Даже если она неприятна. То, что у нас есть, не имеет отношения к сексу — этоже совершенно очевидно. Но если мы вдобавок не будем честны, тогда вовсе ничегоне останется.

Я заставила себя посмотреть на него и улыбнуться:

— Как можно быть таким молодым и таким мудрым?

— Не такой уж я мудрый, — сказал он, притягиваяменя к себе, и я положила голову ему на плечо.

Против «молодого» он возражать не стал. Объективно взглянувна наш возраст, вполне можно было обвинить меня в совращении малолетних.

Я вздохнула и прижалась к нему.

— Ты же знаешь, это ровным счетом ничего не значит.Все, что я делаю. Я даже не помню их имен.

— Я знаю. Ты говорила. Хотя…

— Что?

— Иногда это не слишком утешает. Секс не должен быть«ничем». Мне вовсе не нравится мысль о том, что ты спишь с парнями, с которымиспать не хочешь. Пусть ты формально моя подружка… лучше бы тебе хоть нравилосьто, что происходит.

— Ну… в самом пылу мне это, в определенном смысле,нравится. Энергия, которую я получаю от секса… ладно, тебе этого не понять. Ноэто… буквально то, ради чего я живу. Так что если даже я не хочу быть с ними дои после самого действа, все же существует один момент, когда я их хочу.

Я выдавила из себя утешающую улыбку.

— К тому же не стоит меня жалеть. Дела обстоят гораздолучше, чем прежде. Сейчас у меня куда больший выбор тех, с кем я могу быть, аэто изрядная разница. Так что я вовсе не хватаю первого встречного.

— Что значит сейчас выбор больше? Разве так было невсегда?

Я нервно рассмеялась:

— Ой, ладно, Сет. Ты же знаешь, что женщины началиполучать реальные права лишь около века назад. Мужчины не всегда были стольделикатны по отношению к прекрасному полу — особенно среди простонародья.

Потрясенный, он, чуть отстранившись, уставился на меня. Каквыразительны были его глаза; я любила их, пусть даже нынешнее переживание небыло приятным.

— То, о чем ты говоришь… это… это… ужасно похоже наизнасилование.

Я пожала плечами, сразу сообразив, что пора выбираться изэтого болота.

— Трудно изнасиловать суккуба. В кульминации суккуб —это завоеватель, особенно если, кончив, парень теряет сознание.