Снежные пираты. На нас вот-вот нападут снежные пираты.

Я о них слышала, но эти истории всегда были далекими, так что никогда не могла бы подумать, что увижу их воочию. Они снуют здесь, в Пустоши, и караулят порт Брейквотер, крадут ввозимый товар, выслеживают торговые пути, воруют все, что плохо приколочено.

Они называют себя Красными бандитами, нижняя часть их лиц всегда закрыта кроваво-красными масками. Я слышала, как Мидас жаловался по поводу украденных грузов, не сомневаясь, что это их рук дело. Но никто ни разу не говорил об опасности, что снежные пираты могут нас выследить. Они нападают на корабли и большие грузы. Не на странствующие караваны.

Мы с Сэйлом бежим со всех ног, а когда оказываемся у моей кареты, в воздухе разносится еще более оглушительный шум. Но в этот раз ему вторит новый звук. Мы с Сэйлом останавливаемся и, тяжело дыша, наклоняем голову и прислушиваемся.

Громко. Низко. Непостоянно.

– А это еще что? – спрашивает наложница. Большинство попряталось по каретам, на ходу расталкивая друг друга.

Шум неравномерно, но уверенно нарастает, как будто звучит не из одного источника. Спустя миг понимаю, что это голоса. Сотни голосов, воинственный клич. И они становятся громче – громче и ближе.

– Надо уезжать! Сейчас! – кричит Сэйл, и другие, кто уже сидит верхом, дергают за поводья или помогают наложникам залезть в карету, подгоняя их.

– Вперед, вперед! – говорит Сэйл и чуть не отрывает створку, когда я влетаю в карету. Он захлопывает за мной дверь, и я запираюсь. Сердце стучит одновременно с разносящимися по пустоши боевыми кличами.

– Где этот чертов кучер? – слышу крик Сэйла. Громкие вопли, мимо проносятся наложницы. Стражники усаживаются на лошадей.

– Черт!

Вижу в окне, как Сэйл бросает свою лошадь и мчится к моей карете. Он исчезает из виду, запрыгнув на скамью кучера.

– Выдвигайтесь! Направляйтесь к перевалу! Защищайте фаворитку царя!

Секунду спустя в воздухе проносится щелчок вожжей, как будто ствол дерева раскалывается прямо посередине. Карета накреняется вперед, отчего я чуть не падаю, и катится по снегу. Сэйл подгоняет лошадей, заставляя их бежать как можно быстрее.

Меня бросает из стороны в сторону, тело наклоняется то вправо, то влево. Слышны только стук лошадиных копыт да скрип колес, застревающих в снегу.

Стражники на лошадях окружают мою карету с обеих сторон, защищая ее – защищая меня. Золотые плащи развеваются за их спинами, капюшоны откинуты, их лица полны страха, который я не могу разглядеть. В окне слева вижу, как рядом с нами мчится одна из карет с наложницами, а остальные пропали из видимости, потому как мы несемся быстрее.

Я из последних сил стараюсь увидеть, далеко ли горный перевал и есть ли хотя бы какая-то надежда до него добраться, но меня начинает подташнивать, как только осознаю истинное расстояние. Слишком далеко. Мы слишком далеко.

Раздаются крики. Голова мотается вправо-влево, от одного окна к другому, но когда я каждый раз поворачиваюсь, пытаясь хотя бы что-то увидеть, то замечаю: в ночи исчез еще один стражник.

Снежинки падают на стекло и мешают обзору, но становится еще хуже, когда карета подпрыгивает, наружный фонарь разбивается о стену, и в мгновение ока гаснет пламя.

Теперь, когда все погружается в жуткую темноту и летит со скоростью ветра, боевой клич становится таким громким, что заглушает стук колес, копыт, щелкающих вожжей. Куда бы ни вез нас Сэйл, с какой бы скоростью ни бежали кони, голоса становятся громче.

Они явились по нашу душу. Словно ждали. Словно знали.

Меня охватывает жуткий страх. Перед глазами все расплывается, сбивается дыхание.

Чувствую, как развязываются вокруг талии мои ленты. Две дюжины распускаются и плавно ползут по коленям, как извивающиеся и защищающие змеи. Когда у меня начинают дрожать руки, ленты проскальзывают между пальцев, переплетают ладони, обвиваются вокруг больших пальцев. Они обхватывают своей шелковистой тканью и переплетаются, как друг, в качестве утешения сжимающий мою руку.

Я сжимаю в ответ.

Громко. Все очень громко. Близко. Карета начинает дребезжать от скорости, ветра, звука. Снаружи что-то грохочет. Кто-то кричит. Лошадь ржет. Ветер шумит.

Из окна на нас падают эти шары света. Быстро – они добрались до нас невероятно быстро.

За ними едва различимые огромные тени, но эти огни горят красным, обозначая предвестие чего-то дурного, от чего я не могу отвести взгляд.

Внезапно одно колесо наезжает на что-то твердое, и меня подбрасывает вверх. Только ленты, резко вырвавшись, прижимают меня телом к стенам и не дают упасть.

Сэйл что-то кричит, но мне не удается его расслышать, а секунду спустя карета резко сворачивает влево. Колеса отрываются от земли. С языка срывается крик, когда мы с силой ударяемся о землю, а потом начинаем катиться.

На долю секунды земля перестает притягивать. В падении наступает пауза, где нет притяжения, где мое невесомое, парящее тело подвешено на невидимых нитях.

А потом я мягко парю в воздухе, а Сэйл покидает меня на очередном резком повороте. Карета переворачивается снова и снова, и на этот раз даже лентам не удается приготовиться к удару.

Я падаю, меня подбрасывает, качусь как снежный ком по скользкому склону, набираю скорость, не имея ни малейшего шанса тихо остановиться, руководить своими движениями. Я мрачно осознаю, что нахожусь в тисках падения, и остановить его может только крах.

Меня швыряет, как тряпичную куклу. Каждая часть моего тела подвергается ударам. На миг я волнуюсь, что падение бесконечное, что я окажусь в этой ловушке навечно.

Стекло разбивается, дерево превращается в щепки, ломаются позолоченные рамы. А затем, сделав последний кувырок, карета скрипит и падает набок на насыпь снега. Я ударяюсь головой о стену и слышу омерзительный треск.

Чувствую, как разносится по голове боль, а перед затуманивающимися глазами появляется ярко-красный огонь. А потом теряю сознание, слыша голоса, которые заражают воздух своим мутным присутствием и засасывают меня в небытие.

Тяжи давно забытого солнца заглушают боль в глазах, золотые полосы ласкают закрытые веки.

Я мурлычу во сне от нахлынувшей радости, охватившей меня ностальгии. Поворачиваю лицо навстречу этому яркому теплу, но не могу толком его прочувствовать.

Еще одно шелковистое касание над бровью, и я с трудом открываю глаза, но приветствует меня только распирающая боль.

Я моргаю от пульсирующей рези, которая проносится по черепушке. Две мои ленты падают с лица и ласково гладят руки, словно теперь намереваются пробудить их.