в полуденный зной. Морис убрал со стола и вымыл посуду. Он спрашивал себя, что двигало Виктором, когда тот направил его к Джеки и его приятелям. То ли хотел позаботиться о Ясмине и Жоэль, то ли заставить Мориса слушать эти истории. Чтобы не забывал, кто он на самом деле. Немецкий солдат. Гой. Сколько бы хорошего он ни сделал, ему никогда не избавиться от этого клейма. Узнай они правду, убили бы прямо на месте, думал Морис. И никто бы их не осудил. Недавно он прочитал в газете, что какой-то сумасшедший планировал убить шесть миллионов немцев. Ради справедливости. А может, Виктор так намекает, что жизнь Мориса в его власти? Той ночью его настигли образы, что он видел в кинохронике после окончания войны. Груды обуви, очков, человеческих волос. Стыд, вина, которую невозможно простить. В военное время люди делили мир на два лагеря: друзья и враги. Таким, как он, в нем не было места. И хотя ему, как и всем вокруг, хотелось лишь иметь родину для себя и своих близких, Морис все же чувствовал себя шарлатаном. Он никого не убивал. Но он и не потерял никого в войну. Никого, кроме себя прежнего.

Поэтому он хотел быть полезным. Он вклинился в ряд грузчиков. Вскоре спина уже разламывалась, мышцы горели, к полудню он почти терял сознание под жгучим солнцем. Постепенно он стал понимать законы порта. Бригада Джеки хотя и состояла на жалованье у начальника порта, но все они были членами Хаганы и вышедшей из нее регулярной армии. Суда, которые они разгружали, находились напротив пирса, куда причаливали пассажирские суда. Там – люди, здесь – оружие. Люди приезжали с одними именами, а здесь обзаводились новыми: Фриц становился Эфраимом, Анна превращалась в Анат, а на ящиках с оружием было написано «Свежие фрукты» или «Сельскохозяйственное оборудование». На самом же деле в ящиках были боеприпасы, пулеметы и автоматы. Даже целый самолет, разобранный на части. Эмиссары Еврейского агентства обшаривали свалки, склады и фабрики Европы и Америки в поисках остатков Мировой войны. Товар был дешев: предложений полно, спрос упал. Танк «Шерман» можно было купить за 8000 долларов; четырехмоторный бомбардировщик B-17 стоил 15 000. Целый авианосец можно было приобрести за 125 000. От Братиславы до Панамы были созданы фиктивные компании для контрабанды военного товара через Средиземное море. Иммиграционная сеть, которую помогали создавать Виктор и его друзья, имела огромное значение. Невероятно щедрые пожертвования поступали от евреев и христиан, впечатленных ужасами Холокоста.

У Джеки в карманах штанов всегда было два списка. В левом кармане – отгрузочные документы с корабля, справа – реальный список. В первом списке, к примеру, 2 тонны консервированных помидоров, 30 плужных лемехов или 5 разобранных тракторов. В другом – 2 миллиона патронов калибра 7,92 мм, 500 винтовок «Маузер П-18», 200 легких пулеметов ZB-34. Разобранные, бывшие в употреблении или долго пролежавшие на складах. Некоторые были произведены для вермахта. День и ночь люди Джеки грузили ящики на военные грузовики. В бывших британских казармах оружие собирали и распределяли. Сильнее всего Морис был поражен, увидев силуэт «мессершмитта», кружащего над гаванью. Со звездой Давида на крыле. Фюзеляжи и крылья, которые Красная Армия не успела вывезти с чехословацких заводов, были разобраны в Праге и отправлены в Израиль под новым названием. По цене 80 000 долларов за штуку. Вскоре израильский пилот сбил первый египетский «спитфайр» над пляжем Тель-Авива. Когда Морис смотрел вслед выезжающим из порта грузовикам с вооружением, он не мог не думать о Викторе. Может, один из этих патронов спасет ему жизнь.

* * *

Когда Жоэль спросила, чем папá занимается в порту, он объяснил ей, что война состоит из множества частей, совсем как радиоприемники, которые он разбирает. Есть видимые и невидимые части. Видимые не могут работать без невидимых. Если не хватает лишь одного мелкого винтика, из динамика не польется музыка. Его работа в порту незаметная, небольшая, но нужная. Он следит за тем, чтобы солдаты на фронте получали все необходимое. Все, что доставляют из-за моря корабли.

Однажды вечером, когда они ужинали макаронами с солониной, Морис как бы невзначай спросил Жоэль, хотела бы она иметь братика или сестренку. Теперь, когда у них есть квартира.

– Да! – воскликнула Жоэль, но тут заметила острый взгляд Ясмины, устремленный на Мориса.

– Сейчас это слишком опасно. Доедай, уже поздно!

Лежа в постели, Жоэль слышала, как родители спорят. Ясмина разозилась от того, что Морис заговорил об этом в присутствии Жоэль. Сейчас неподходящее время рожать. Мол, они даже не знают, переживут ли войну. Или он хочет, чтобы их ребенок рос сиротой? Морис ответил, что она не должна бояться. Именно сейчас самое подходящее время. И напомнил, что она говорила, когда была беременна Жоэль: ребенок – это ее ответ Гитлеру.

– Позже, – сказала Ясмина. – Когда война закончится.

* * *

Июньское перемирие дало всем некоторую передышку. Всем, кроме мужчин в доках. Исход войны решался именно там и нигде больше. Обе стороны нарушали эмбарго на поставки оружия, но израильтяне нарушали его эффективнее. В то время как арабские государства пользовались в основном британским оружием, а Великобритания соблюдала эмбарго, Израиль задействовал свои связи с Москвой и Восточной Европой. Небогатая Чехословакия тайком продавала оружие сионистскому движению еще до введения эмбарго, а теперь дело поставили на поток. С заводов под Братиславой ящики переправлялись по Дунаю в югославский Вуковар, откуда через Шибеник по морю в Хайфу. В дни прекращения огня ни один ребенок с улицы Яффо не видел своего отца. Все, у кого имелась сила, пропадали в порту, помогая на разгрузке. Людьми овладела эйфория, заражавшая всех и каждого, позволявшая ощутить себя равным среди равных. Вместе они были сильны, и неважно, кто откуда родом. Вместе они победят.

ООН направила наблюдателей в Хайфу, Тель-Авив и аэропорт Лод [29] для контроля соблюдения эмбарго. В хаосе, царившем на причалах и складах, пробил час бригады Джеки. Морису выпала роль, к которой он совсем не был готов, да и мало кто бы поверил, что он справится, однако оказалось, что он обладает полезным умением водить наблюдателей за нос. Эмиссары ООН в костюмах и галстуках не доверяли грубым парням из Салоник, но спокойствие и серьезность Мориса располагали к нему, внушали доверие. Некоторые люди просто кажутся честными, даже не будучи таковыми. А Морис, кроме всего прочего, еще умел так формулировать, что, не говоря ни слова лжи, он направлял внимание собеседника на какую-то крошечную часть целого, абсолютно правдивую, но совершенно неважную. Он завлекал инспекторов в свои сети, жалуясь на бюрократические заковыки, указывал