Едва Джарред спешился, из коляски выбрался высокий кряжистый человек. Оба мужчины так закутались от ветра, что и лица толком не разглядишь. Доктор был огромного роста – Тресси прежде не видела таких великанов, если не считать Доула Клинга. Она прогнала прочь непрошеные мысли о бесчестном папаше Калеба и побежала под навес.

Склонившись над малышом, Тресси коснулась щекой его горячей щечки – и едва не обожглась, таким сильным был жар. Калеб дышал тяжело, и при каждом вдохе в груди у него что-то свистело. Девушка с испугом оглянулась на вошедшего доктора – великан не спеша стягивал просторное пальто из бизоньей шкуры.

– Ох, доктор, он весь горит и дышит так тяжко. Боюсь, как бы не…

Тресси осеклась, перехватив тяжелый взгляд неподвижных блестящих глаз. Где-то она уже видела эти глаза! И это лицо. Широкие скулы, крупный, четко очерченный нос, тяжелая складка губ – все это казалось Тресси знакомым. Доктор был чисто выбрит, светлые, почти бесцветные волосы аккуратно подстрижены. Девушка помотала головой и с силой прижала пальцы к вискам. Быть того не может! Просто она слишком напугана, вот и чудится всякое…

Калеб захрипел и зашелся надрывным кашлем – и Тресси тут же забыла о своем наваждении.

– Вот, Тресси, это доктор Абель Гидеон. Я тебе о нем говорил.

Великан кивнул.

– Ага, – сказал он, – так это и есть наш маленький больной? Ничего, мы его скоро поставим на ноги. Ну-ка, мэм, посторонитесь и дайте мне осмотреть его.

Тресси отступила на шаг. Линкольншир костлявыми пальцами крепко сжал ее плечо, словно боялся, что она вот-вот упадет. Широкая спина доктора совершенно заслонила от них Калеба, и слышно было только, как мальчик тяжело, с присвистом дышит, то и дело разражаясь хриплым плачем.

Казалось, осмотр длится вечно, но вот доктор Гидеон наконец повернулся к Тресси.

– Я дал ему кое-что, чтобы очистить организм от ядовитых соков. После того как малыш облегчится, пусть примет вот это лекарство. – Он достал из саквояжа склянку с бурой жидкостью. – Гадость ужасная, – добавил он, густо хохотнув, – но уж поверьте мне, чем горше лекарство, тем действенней.

Тресси почти со злостью взглянула на этого бесчувственного коновала, но доктор Гидеон в ответ лишь похлопал себя по солидному животу.

– Накапайте лекарство на кусочек сахару, тогда мальчик охотнее проглотит его. Принимать каждые четыре часа, и пусть пьет побольше воды.

– Он ничего не ест, – дрожащим голосом проговорила Тресси.

Гидеон окинул взглядом ее грудь, и в глазах его мелькнул странный огонек.

– Вам не нужно помочь?

– Зачем? Я не больна.

– Я имею в виду, сцедить молоко. Если мальчик отказывается от еды…

Тресси почудилось, что на лице доктора промелькнула издевательская ухмылка. Он протянул руку к ее груди, Тресси попятилась. Господи, да что же это она так боится этого человека? Он же, в конце концов, врач. Джарред говорил, что в городе о нем отзываются с похвалой. Тресси и сама не знала, отчего ей так не хочется объяснять доктору, что на самом деле Калеб вовсе не ее сын. Незачем ему знать об этом, вот и все. И, не сказав ни слова, она повернулась к доктору спиной. Пусть себе думает о ней, что ему заблагорассудится.

На плечо ей легла тяжелая мужская рука.

– Прошу прощения за назойливость, мэм. Понимаю, вам нелегко. И все же, если вам потребуется помощь… ведь малыша, быть может, еще неделю не придется кормить грудью… можете рассчитывать на меня.

Тресси даже не обернулась, покуда не услышала, что доктор одевается, шурша своим тяжелым пальто.

– Давайте ему побольше воды, – наставлял он напоследок, – это очень важно. Одевайте потеплее и держите поближе к плите – пусть хорошенько пропотеет, тогда и жар спадет. И берегите мальчика от сквозняков. Ночной холод может оказаться для него смертелен.

Тресси молча кивнула. Она хорошо помнила, что бабушка тоже говорила, как опасны сквозняки и ночной холод. Услышав то же самое от доктора, она немного успокоилась. Быть может, он и вправду хороший врач.

– Сколько я вам должна? – спросила она, повернувшись к Гидеону.

– Все в порядке, Тресси, – вмешался Линкольншир, – я уже обо всем с доктором сговорился.

– Я вам не позволю оплачивать мои счета! – взвилась Тресси.

– Вернешь из следующего жалованья, дитя мое. А теперь довольно болтать чепуху и злиться – займись-ка лучше маленьким негодником. Я пришлю кого-нибудь, чтобы поработал за тебя на кухне. Скажешь ему, что и как, а там уж он сам справится. Идет?

Глаза Тресси наполнились слезами. Линкольншир так добр к ней. Она и вправду едва держится на ногах от усталости и страха за жизнь Калеба. Она завернула малыша в одеяло, и блестящие черные глазенки вдруг живо напомнили ей Рида Бэннона; как наяву, Тресси услыхала его голос: «Поразительная ты девчонка, Тресси!»

Она уткнулась лицом в одеяло. Боже, какой сильный жар исходит от крохотного тельца!

– Нет, Рид Бэннон, – с горечью шепнула Тресси. – Я самая обыкновенная.

За эти нелегкие месяцы она вроде бы забыла о Риде, но сейчас непрошеные воспоминания нахлынули с новой силой. Тресси вдруг с горечью осознала, что Рид никогда не вернется. Отчего-то она была твердо в этом уверена, и тем страшнее была для нее болезнь Калеба. Все покинули Тресси – отец, мама, родившийся мертвым братик и вот теперь – Рид. У нее не осталось никого, совсем никого, кроме этого крохи. Сердце Тресси в ужасе сжималось при мысли, что он тоже умрет.

Что бы ни прописывал Калебу доктор Гидеон – проку было мало. Тресси даже попробовала горькое бурое лекарство, но это оказалась вовсе не живокость. Всякий раз после визитов доктора Калеба сильно рвало, он едва не выворачивался наизнанку. Но ведь доктор настаивал, что организм должен очиститься от ядовитых соков, верно? И Тресси снова и снова грела воду, стирала замаранные простыни и пеленки. На веревке перед плитой все время сушилось белье.

В мыслях она молилась, чтобы этот кошмар поскорее кончился. Калеба все так же мучил надрывный кашель, и от этих звуков у нее разрывалось сердце. Она вливала в разинутый ротик ложечку воды, но Калеб тут же выкашливал ее. И плакал так отчаянно, что, казалось, вот-вот захлебнется собственным криком. Тресси не могла видеть его страданий и потому все время носила малыша на плече, чтобы ему стало хоть чуточку легче. Когда кашель ненадолго прекращался, Калеб начинал чихать, и в груди у него что-то натужно посвистывало.

Линкольншир сообщил в «Золотое Солнце», что Тресси нужна помощница. Хотя молодой старатель и помогал ей стряпать, она уставала так, что не могла ни спать, ни есть. Розины девушки, не обращая внимания на возражения Тресси, стали по очереди дежурить при Калебе, чтобы она могла хоть немного передохнуть, но мальчик все время требовал маму, и скоро они сдались. Тресси втихомолку отчаянно скучала по Розе, по ее легкомысленной и такой успокоительной болтовне.