– На ящик шампанского.

– Не обеднеешь. Или хочешь меня в долю взять? Трахаемся по-быстрому и делим ящик поровну?

– Злишься? – вздохнул он.

– Нет, что ты. Прикидываю варианты.

– Согласен, я вел себя как последний при-дурок…

– Ты и сейчас ведешь себя не лучше.

– Потому что правду сказал?

– Потому что мне пофиг. Хотя нет, на душе спокойней стало. Не надо теперь гадать, с какой стати ты прилип, точно репей.

– Прилип я совершенно по другой причине.

– Я должна спросить, по какой?

– Желательно.

– Тогда не буду. Покаялся? Топай. Где выход, знаешь.

– Нюська, я тебя люблю, – заявил он, стиснул зубы и в глаза мне уставился.

Я весело хмыкнула и головой покачала.

– И чего ты хочешь? Медальку за честность? Или ждешь, что я на радостях тебе на шею кинусь, мы сольемся в экстазе и ты наконец-то выиграешь пари? А давай я тебе справку напишу: Лео Берзинь трахнул меня на третий день…

– Все-таки злишься, – кивнул он.

– Нет, я просто в восторге. Так как насчет справки?

– Я уже привез этому типу ящик шампанского. И признал, что ничего не вышло.

– Боже, как благородно. Даже не знаю, как тебя благодарить…

– Лучше б мне лишиться своего поганого языка, – покаянно заявил он.

– Было бы неплохо.

– Прости меня. Пожалуйста. Мне так тошно, что слов нет.

– Странно, ты такой говорливый парень. Ладно, катись отсюда. Будем считать, что вопрос исчерпан.

Он встал с кресла и опустился передо мной на корточки, сгреб мои руки в свои и вновь на меня уставился. Мне очень хотелось заключить его в объятья. Устроиться на его груди и встретить рассвет с улыбкой счастья на устах. Черт знает, что мешало. Возможно, упрямство. Или обида, которая оказалась куда сильнее, нежели я думала. А может, мысль о том, что притворялся он довольно ловко и кто знает, не продолжает ли притворяться сейчас. Может, в самом деле решил пари выиграть. Илюха ведь предупреждал: «Берзинь ради достижения своей цели готов на все».

– Я тебя простила. Честно, – сказала я, – а теперь дай мне в покое и уединении насладиться счастьем. Не каждый день мне признаются в любви.

Он поднялся и шагнул к двери.

– Насладись. Я сказал это в первый раз в жизни, похоже, что и в последний.

Он скрылся в прихожей, входная дверь захлопнулась, а я зарыдала. Размазывала слезы ладонями, сама толком не зная, что оплакиваю. То ли его уход, то ли свою неспособность быть стойким оловянным солдатиком. «Он тебе совершенно не подходит», – упрямо твердила я, помогало плохо. Конечно, не подходит. Но кого это останавливало?

В общем, вечер и почти всю ночь я провела в душевных мытарствах. А проснувшись утром, первым делом подумала: он не позвонил ни разу. Значит, мое поведение здорово его задело. И что теперь? Самой звонить? Ну уж нет. Вновь едва не разрыдавшись, я прошлепала в кухню с намерением выпить кофе и встретить новый день с бодростью и оптимизмом, машинально посмотрела в окно: «Рендж Ровер» Лео так и стоял у подъезда. Я нахмурилась, немного потопталась на месте, потом кинулась к входной двери, но вовремя притормозила. Умылась, переоделась в платье и только после этого решила спуститься вниз.

Однако далеко идти не пришлось. Лео сидел на верхней ступеньке лестницы прямо возле моей квартиры. Услышав, что дверь открылась, повернулся и взглянул недобро.

– Привет, – сказала я. – Что ты тут делаешь?

Он хмыкнул и головой покачал, вроде бы досадуя на мою бестолковость.

– Не стоило себя истязать, – съязвила я, а он ответил:

– Я же сказал, что глаз с тебя не спущу, пока не разберусь в этой истории. – Он поднялся и спросил хмуро: – В туалет можно?

– Заходи, – кивнула я и пошла готовить кофе.

Услышала, как заработал душ, потом дверь ванной комнаты открылась, и Лео крикнул:

– Полотенце дай!

Я покачала головой, но за полотенцем сходила. Постучала, он, приоткрыв дверь, протянул руку, а я сказала:

– Держи. Рубашку постирать?

– А ты можешь? – съязвил он.

– Я – нет, но у меня есть стиральная машина. – Тут я малость сбилась и даже покраснела. Лео стоял голый, его отражение я увидела в зеркале, прежде чем он закрыл дверь.

– Сукин сын, – пробормотала сквозь зубы.

Со стиральной машиной он сам прекрасно справился, из ванной появился в одних брюках, придирчиво оглядывая пиджак, который нес в руках.

– В твоем подъезде кошками воняет, – заявил он.

– Никто не просил тебя сидеть под дверью.

Он предпочел сделать вид, что моего замечания не услышал. Сел за стол, а я поставила перед ним чашку кофе.

– На завтрак рассчитывать не приходится? – проворчал он.

– Накормлю, если дашь мне пятнадцать минут, – решила я быть покладистой и стала готовить завтрак, на счастье, кое-что в холодильнике нашлось.

Пока я лепила сырники, Берзинь пил кофе и на меня пялился, скорее, с недовольством. Надеюсь, относилось оно не к моему внешнему виду. Парень наверняка злился из-за вчерашнего. Я не каталась по полу от радости, что он мне в любви признался. Представляю, как это задело его самолюбие.

Я поставила перед ним тарелку с сырниками, щедро сдобрив их сметаной. Он принялся жевать, потом сказал:

– Надо же, съедобно. Даже вкусно.

– У меня масса скрытых талантов, – порадовала я.

– На работу сегодня не ходи, побудь дома, – сказал он, покончив с сырниками, и добавил: – Я все думаю об этих типах на «Лендкрузере»…

– И что ты о них думаешь?

– Боюсь, они так просто не отстанут.

– Не запугивай меня.

– Какой в этом смысл? Ты все равно меня не слушаешь.

Раздался сигнал, что стирка закончена, и я отправилась в ванную. Достала рубашку Лео из машинки и пошла ее гладить. Пока устанавливала гладильную доску, Берзинь появился в комнате.

– За завтрак спасибо. Рубашку я сам поглажу.

– Мне не трудно, – примирительно сказала я.

Он отошел к окну, привалился к подоконнику, откуда и наблюдал за мной.

– Держи, – протягивая ему рубашку, сказала я и добавила с улыбкой: – Твой накачанный торс вводит меня в смущение.

– Изо всех сил стараюсь произвести впечатление, – съязвил он.

– Тебе это удалось.

– Да неужели?

Он не торопясь застегивал пуговицы, а я топталась рядом. Заправив рубашку в брюки, он сел в кресло и сказал, глядя на меня снизу вверх: