За успешное проведение Фестиваля молодежи и студентов первый секретарь ЦК ВЛКСМ Шелепин А.Н. получил почетную грамоту ЦК ВЛКСМ…

Судьба свела меня с ним снова через несколько лет. Решено было восстановить ленинскую систему контроля, воссоздать ЦКК-Рабкрин. Андрей Иванович Денисов пригласил меня и без обычной улыбки объявил, что я вызван в ЦК КПСС. С холодком в душе я в назначенное время появился в кабинете секретаря ЦК партии А.Н. Шелепина. Высокомерно поздоровавшись, он сразу огорошил: «Ты секретарь парторганизации Юркомиссии?» — «Да». — «Что же ты распустил там всех?» — «Как это?» — «Да вот история с Денисовым. Да что вы вообще там делаете?»

«Как что? — уже более уверенно начал я, поняв, что здесь какой-то навет. — Недавно нами подготовлен и утвержден правительством проект Основ гражданского законодательства СССР и союзных республик и ряд других правительственных актов». — «Ну, ладно, ладно, — перебил он меня. — Есть такое мнение, что тебе надо поработать в новом контрольном органе — Комитете партийно-государственного контроля при ЦК КПСС и Совмине СССР. Как ты?» — «Александр Николаевич, — взмолился я, — благодарю за честь, но я не могу». — «Как это?» — его мрачный взгляд не предвещал ничего хорошего. На своей ноге я почувствовал тяжесть ботинка своего визави — зава общим отделом Комитета партгосконтроля Серова, который меня представлял Шелепину. Глаза Серова выражали ужас: как это можно — дерзить секретарю ЦК! «Да, — продолжал я, — только что я защитил диссертацию и хотел бы продолжить работу по специальности».

Тут я совсем успокоился, вспомнив предыдущие встречи с этим весьма ничтожным человеком в бытность его первым секретарем ЦК ВЛКСМ. Надо же — мне опять придется с ним работать! Настроение испортилось. «Ну всё, идите! — резко отрубил бывший комсомольский вождь. — Цените доверие партии!»

Я с облегчением вышел, абсолютно уверенный, что он меня отвергнет. Но, увы, на следующий день милый Андрей Иванович зачитал мне выписку из постановления Секретариата ЦК КПСС об утверждении меня с 1 марта 1963 года инструктором КПГК.

Этот холодный прищур, сжатые губы, поднятая левая бровь… Шелепин уже тогда со всей свойственной ему жесткостью, побывав в роли председателя КГБ, как танк шел к вершинам власти. В 1958-м, когда Александр Николаевич был назначен в Комитет госбезопасности, он поразил до глубины души даже много чего повидавшего Ивана Серова, которого Хрущев сдвинул с поста руководителя КГБ на позицию главы ГРУ, оставив при этом прежние привилегии. Серов записал в дневнике: «…комсомолец Шелепин мне позвонил и потребовал освободить занимаемую казенную дачу. Я ему спокойно разъяснил, что за мной ЦК и Совет министров всё сохранил, что ему об этом следовало бы знать. Я был удивлен, что молодой деятель начинает свою службу с дачи. Силен».

КПГК и в самом деле обладал гигантскими полномочиями, по сути это был орган, который мог парализовать любую деятельность в государстве, обнаружив подлинные или мнимые нарушения и проступки. Это было государство в государстве. К тому же у «железного Шурика» вес был увеличен вторым креслом — зампреда Совмина Союза. После успешного заговора против Хрущева он стал членом президиума ЦК и был готов переиграть «временного» первого секретаря Брежнева. Но уже в декабре 1965-го его освободили от всех должностей, а в 1966-м был реорганизован и потерял свою гигантскую власть КПГК. Леонид Ильич «укрепил» Шелепиным профсоюзы и продолжал внимательно следить за активностью Александра Николаевича, чтобы тот, не дай бог, не усилился, но при этом не выводил его из Политбюро. Закончит свою карьеру Шелепин на посту зампреда Госкомитета по профтехобразованию.

А пока отцу предстояло трудиться под началом рвущегося к политической вершине энергичного руководителя, полного надежд и уверенности в себе. Что стало преддверием к главному шагу в папиной карьере. Во времена жесткой иерархии успех измерялся вполне внятным образом.

На следующий день я уже был в огромном доме на улице Куйбышева, 23, — теперь здесь разместился Конституционный суд России (отец писал мемуары в начале 1990-х; высшей конституционной инстанции здесь больше нет. — А. К.), в огромной комнате, как оказалось, бывшем кабинете В.В. Куйбышева, где находился юридический подотдел КПГК, состоявший из четырех человек. На нас возлагалось юридическое обслуживание руководства и всех отделов Комитета. Шелепин каждый понедельник выдавал нам повестку дня очередного заседания Секретариата или Политбюро ЦК КПСС и требовал, чтобы к основным вопросам повестки были подготовлены юридические справки, смысл которых сводился к одному: как решался данный вопрос при жизни В.И. Ленина, т. е. надо было подобрать нормативный материал первых лет деятельности советского правительства. Это позволяло Александру Николаевичу с важным видом проявить эрудицию на очередном заседании: мол, при жизни Ленина вопрос решался так-то и так-то.

Вот такая ретроспективная юриспруденция. Под Лениным себя чистила вся страна. Это был непререкаемый моральный авторитет, и апелляции к его «мнению» оказывались беспроигрышными — этого джокера не мог побить ни один туз. Знатоки ленинских цитат считались интеллектуалами: у помощника Суслова Воронова была целая картотека — цитатник из Ильича на все случаи жизни. Не было человека на свете, чьи слова весили бы так много. И так быстро не девальвировались по окончании эпохи исторического материализма.

Для Шелепина Ленин был инструментом в аппаратно-политической борьбе — хорошо настроенным и бьющим прямо в цель. Потом, в перестройку, Горбачев тоже будет искать в Ленине подлинный, девственно-чистый марксизм, который мог бы ему дать билет в будущее. Не сработает, хотя пару первых лет перестройки этот прием будет иметь значение и пользоваться успехом. Особенно хорошо работать на противопоставлении Ильича и Сталина.

Гораздо сложнее проходила подготовка к заседаниям самого Комитета. Были постоянные ссоры и дискуссии с руководителями отделов, готовивших проекты постановлений, которые мы зачастую отказывались визировать ввиду их юридической небрежности. Заведующие отделами, как и большинство членов Комитета, были по происхождению местными партийными работниками, с неприязнью относившимися к «крючкотворству» и закону вообще. Их девиз был: «Ну, подумаешь — закон! Если надо — напишем новый!» После Юридической комиссии мне было особенно трудно мириться с правовым нигилизмом, а скорее, цинизмом.

Помогали мне в спорах толковые помощники председателя Комитета — опытные работники ЦК КПСС. Шелепин было тогда един в трех лицах: председатель КПГК, секретарь ЦК и зампред Совмина, плюс к тому заворгпартотделом ЦК, то есть в его руках сосредоточилась необъятная власть — все кадры, в том числе административные органы. И вот такой человек щеголял на заседаниях ленинскими цитатами и «знанием» правовых актов ленинского периода. Причем это так въелось в его натуру, что он цитировал Ленина везде и всюду, например, при обычном разговоре с подчиненными, к удивлению сотрудников.

Однако вначале деятельность Комитета была очень бурной и боевой. Все председатели республиканских, краевых, областных комитетов контроля по должности являлись секретарями соответствующих партийных комитетов и заместителями председателей Совминов или крайоблсоветов, что давало возможность реально влиять на положение дел. Поворот к соблюдению юридических норм постепенно укреплял законность в стране, преодолевал правовой нигилизм, господствовавший ранее, так что кое-какой положительный результат был достигнут. Более того, вдруг обнаружился дефицит руководящих кадров. Стало трудно подбирать людей на должности директоров заводов, совхозов, председателей колхозов. Выдвиженцы отказывались от должностей из-за «свирепости» комитетов контроля. Местные партийные органы стали жаловаться в ЦК, что эти новые инстанции «мешают работать», не дают возможности подобрать нужные кадры. Надвигалась гроза, и с 1 декабря 1966 года КПГК был преобразован в Комитет народного контроля СССР. Председатели комитетов на местах стали только членами бюро соответствующих партийных комитетов, что, конечно, успокоило партийные власти и лишило контролеров возможности реально влиять на устранение выявленных нарушений закона. Конечно, посты и народный контроль продолжали действовать, но уже больше путем разъяснений, увещеваний, без действительного оружия — привлечения виновных к материальной ответственности.