Боманьян хмыкнул:

– Бывают случаи, когда они вынуждены это сделать.

– Что? Да как ты смеешь такое говорить?

– Говорю то, что есть. Это признание не любовницы, а будущей матери… матери, которая носит ребенка и хочет обеспечить ему имя; матери, которой нужен законный брак.

Жозефина Бальзамо хватала ртом воздух, – казалось, она вот-вот лишится рассудка.

– Брак! Брак с Раулем! И барон д’Этиг согласится?

– Еще бы!

– Ложь! – вскричала она. – Бабские сплетни!.. Или нет – твои выдумки! Во всем этом нет ни слова правды. Они с тех пор ни разу не виделись.

– Они пишут друг другу.

– Доказательства, Боманьян. И немедленно!

– Письма вам хватит?

– Письма?

– Его письма, адресованного Клариссе.

– И написанного четыре месяца назад?

– Четыре дня назад.

– Письмо у тебя?

– Вот оно.

Рауль, который с тревогой слушал этот диалог, вздрогнул. Он узнал бумагу, узнал конверт, надписанный его рукой и посланный Клариссе д’Этиг из Лильбонна.

Жозина взяла письмо и еле слышно прочитала, отчетливо произнося каждое слово:

Простите меня, дорогая Кларисса. Я поступил с Вами как негодяй, но давайте надеяться на лучшее будущее. Думайте обо мне со всем снисхождением Вашего щедрого сердца. Еще раз простите, дорогая Кларисса, простите меня.

Рауль.

У нее едва хватило сил дочитать это письмо, которое задевало самую чувствительную струну ее самолюбия. Она колебалась. Ее глаза искали взгляд Рауля. Он понял, что Кларисса приговорена к смерти, и в глубине души уже знал, что к Жозефине Бальзамо у него отныне не будет никаких чувств, кроме ненависти.

Боманьян объяснил:

– Это Годфруа перехватил письмо и передал его мне, спрашивая совета. На конверте стоял штамп Лильбонна, так я выследил вас обоих.

Бальзамо молчала. По ее щекам медленно текли слезы, а лицо выражало такое глубокое страдание, что могло растрогать кого угодно, если бы только в ее горе не преобладало явное желание мести.

Она уже строила планы. Придумывала ловушки.

Покачав головой, Бальзамо сказала:

– Я предупреждала тебя, Рауль.

– Предупрежден – значит вооружен, – дерзко ответил он.

– Не шути так! – воскликнула она нетерпеливо. – Ты помнишь, что я тебе говорила: лучше бы она никогда не вставала между нами, не мешала нашей любви!

– И ты помнишь, что я тебе ответил, – возразил Рауль с таким же угрожающим видом. – Если ты тронешь хоть один волос на ее голове…

Она вздрогнула:

– Ах! Как ты можешь смеяться над моими страданиями и вставать на сторону другой женщины?!. Против меня! О Рауль, ей же будет хуже!

– Не беспокойся, – сказал он. – Она – под моей защитой и в безопасности.

Боманьян наблюдал за ними, наслаждаясь их распрей и ненавистью, которую они обрушивали друг на друга. Но Жозефина Бальзамо сдержала себя, рассудив, по-видимому, что говорить о мести, время которой еще не пришло, пока не стоит. Сейчас ее обуревали другие заботы, и она пробормотала, прислушавшись:

– Я слышала свист, и ты, Боманьян, тоже – не так ли? Это предупреждает меня один из моих людей, которые наблюдают за всеми дорогами, ведущими сюда… Должно быть, появился тот, кого мы ждем… Ведь, полагаю, ты здесь тоже из-за него?

На самом деле присутствие здесь Боманьяна и его истинные намерения были не очень ясны. Как он смог узнать день и час встречи? Что конкретно проведал об истории вдовы Русслен?

Жозефина Бальзамо бросила взгляд на Рауля. Он был надежно связан и не мог воспрепятствовать ей или вмешаться в решающую схватку. Но Боманьян явно тревожил ее, и, намереваясь встретить неизвестного гостя, она увлекла злодея с собой к двери; как раз в эту секунду послышались шаги. Она сразу же отступила назад, оттолкнув Боманьяна, и впустила Леонара.

Леонар внимательно оглядел обоих мужчин, затем подошел к Калиостро и что-то сказал ей на ухо.

С изумленным видом она пробормотала:

– Что ты говоришь?.. Что ты говоришь?..

Графиня отвернулась, чтобы никто не видел, какие чувства ее обуревают, но Раулю показалось, что это было злобное торжество.

– Никому не двигаться… – сказала Калиостро. – Сейчас появится гость… Леонар, возьми револьвер. Как только его увидишь, прицеливайся.

Она резко осадила Боманьяна, который пытался открыть дверь:

– Вы с ума сошли? Что такое? Оставайтесь на месте!

Но Боманьян настаивал, и она вскипела:

– Почему вы хотите выйти? Что за причина? Или вы знаете этого человека и хотите ему помешать… или хотите увести его с собой? Так что?.. Отвечайте же!..

Боманьян крепко держался за ручку двери, не обращая внимания на Жозину. Увидев, что он ее не слушает, она обернулась к Леонару и указала свободной рукой на левое плечо Боманьяна, дав знак ранить его, но не слишком сильно. В ту же секунду Леонар выхватил из кармана стилет и легонько воткнул его в плечо противника.

Боманьян зарычал:

– Ах, негодяй…

И рухнул на пол.

Бальзамо спокойно велела Леонару:

– Помоги мне, и давай поторопимся.

Вдвоем они перерезали слишком длинную веревку, которой был связан Рауль, и опутали Боманьяну руки и ноги. Затем, усадив его возле стены, Бальзамо осмотрела нанесенную стилетом рану, перевязала ее носовым платком и сказала:

– Ничего страшного… всего лишь часа на два-три онемеет рука… Займем наш пост.

Они принялись готовить западню.

Все это Калиостро делала без спешки, уверенно, со спокойным выражением лица, словно продумала детали заранее. Приказы она отдавала короткими междометиями. Но в ее голосе, даже приглушенном, звучало такое торжество, что Рауль не на шутку встревожился и готов был уже криком предупредить того или ту, кто, в свою очередь, вот-вот угодит в расставленные сети.

Но какой смысл? Ничто не могло помешать ужасным планам Калиостро. К тому же он не знал, что делать. Бесконечные абсурдные идеи измучили его мозг. И потом… и потом… было слишком поздно. У него вырвался стон: в дверь вошла Кларисса д’Этиг.

Глава 12

Безумие и гениальность

Все то время, пока опасность угрожала ему и Калиостро, Рауль испытывал страх; но он доверял своей находчивости и счастливой звезде, а насчет Калиостро у него не было никаких сомнений – уж кто-кто, а она способна защитить себя от Боманьяна. Но Кларисса! Рядом с Жозефиной Бальзамо Кларисса выглядела добычей, поданной на блюде коварному и жестокому врагу. И с этой минуты к страху Рауля добавился какой-то физический ужас, от которого у него буквально поднялись волосы на голове и он весь покрылся гусиной кожей. Разбойничья физиономия Леонара только усиливала этот ужас. Он вспомнил вдову Русслен и ее изувеченные пальцы.

По правде говоря, Рауль