обаяние, смелость, доверчивость. Поэтому он стал сразу так близок всем. Он будет идти по ковровой дорожке от самолета, и миллионы увидят, что шнурок на ботинке развязался. И все заволнуются: а вдруг наступит, споткнется и, не дай боже, упадет… А он не заметит своего развязавшегося шнурка, он будет шагать легко и как-то весело, словно для него, этого парнишки из Смоленщины, очень привычно видеть ликующую Москву, восторженные лица, человеческое счастье. Неужели это потому, что он слетал в космос? И если у людей такая радость, то при первой возможности можно махнуть и подальше, на какой-нибудь Марс…

Тогда, в основном, мечтали именно о Марсе – и Королёв в первую очередь.

Он шагал по московской земле, удивленный, что его так встречают… Впрочем, пожалуй, он был единственным, кто понимал: не его, Юру Гагарина, а Первого Человека приветствует Земля…

А мимо Мавзолея шли москвичи. Вдруг Гагарин увидел своих ребят. Они подхватили Геру Титова на руки и подбросили вверх: «Мол, смотри – следующий!» Гагарин улыбнулся и помахал друзьям.

На гостевых трибунах был и Сергей Павлович Королёв. Он, как и Гагарин, не ожидал такого праздника…

Это был самый счастливый день в их жизни.

Вечером на приеме Сергей Павлович подошел к космонавтам.

– Видите, какой шум вы устроили, – он улыбался, – подождите, не то еще будет… Но 12 апреля уже не повторить, – вдруг сказал Королёв, и в его словах слышалась грусть…

Каждая минута этого дня высвечена воспоминаниями тысяч людей, которые были на Байконуре, встречали Юрия Гагарина в приволжских степях, следили за его полетом на наземных измерительных пунктах. Каждое его слово известно, ни один шаг до старта и после возвращения из космоса не выпал из памяти участников и свидетелей космического подвига.

О 12 апреле 1961 года написаны книги, сняты фильмы. Рядом с Гагариным всегда Королёв, и иначе не может быть.

Этот день (пожалуй, он был единственным) в полной мере раскрыл характеры обоих – Королёва и Гагарина. Он показал: история человечества не случайно соединила их судьбы.

Гагарин собран, сдержан. Он отрешился от самого себя. Юрий Алексеевич прекрасно понимает, как беспокоятся за него и волнуются все, кто провожает его к ракете, поднимается вместе на лифте к кораблю. Они пытаются успокаивать его, но на самом деле – сами нуждаются в тех самых словах, что произносят. И Гагарин каждым словом, жестом показывает им: «Все будет хорошо!» Он снимает напряжение, и, следя за ним, люди становятся увереннее в себе.

Сергей Королёв и Юрий Гагарин

А из остающихся на Земле лишь Королёв ничем не выдает своего волнения. Он подчеркнуто спокоен, деловит.

Гагарин остается в корабле один.

Через несколько минут раздалось знаменитое «поехали!», и на наблюдательном пункте раздались аплодисменты, хотя никаких оснований для ликования еще не было: ракета только начинала подъем, и все могло произойти. Но люди, прекрасно понимающие, насколько еще бесконечно далеко до космоса, не смогли сдержаться…

На связи с Гагариным был Королёв.

Много раз я прослушивал запись радиопереговоров. Ни до старта, ни во время вывода на орбиту – ни разу Королёв не выдал своего волнения. Казалось, он не испытывает никаких эмоций.

Они оба – Гагарин и Королёв – были спокойны.

Но есть киносъемка. Сергей Павлович у микрофона. Он ведет переговоры с бортом корабля. И мы видим его лицо… Этот человек на экране мало похож на привычного Королёва. Волнуется он бесконечно!

А ведь съемка проходила позже, уже после возвращения Гагарина. Кинематографисты попросили Сергея Павловича повторить все, что он говорил во время старта. И Королёв вновь пережил те, гагаринские, минуты. Теперь уже не сдерживая себя…

12 апреля 1961 года… Да, много написано об этом дне, сняты сотни кинофильмов, но тем не менее хочется вновь и вновь возвращаться в то ясное солнечное утро, чтобы опять пережить волнения того дня. С годами они не притупляются, не стираются из памяти – ведь это звездные мгновения не только для тех, кто был в то утро на космодроме, но и для всех нас – современников Гагарина.

5 часов 30 минут

– Юра, пора вставать, – Карпов тронул за плечо Гагарина.

«Я моментально поднялся. Встал и Герман, напевая сочиненную нами шутливую песенку о ландышах.

– Как спалось? – спросил доктор.

– Как учили, – ответил я».

Позавтракали по-космически – из туб. Не очень вкусно, но надо, а вдруг придется пробыть в космосе несколько суток?!

– Такая пища хороша только для невесомости – на земле с нее можно протянуть ноги. – Настроение у Юрия веселое, приподнятое.

6 часов

Заседание Государственной комиссии.

– Замечаний нет, все готово, – доложил Королёв. Космонавты в монтажно-испытательном корпусе.

– Меня одевали первым, – рассказывает Г. Титов. – Юрия вторым, чтобы ему поменьше париться, – вентиляционное устройство можно было подключить к источнику питания лишь в автобусе. Кому-то из одевавших нас пришли на ум слова гоголевского Тараса: «А поворотись-ка, сынку! Экой ты смешной какой!» Мы взглянули с Юрием друг на друга и, хотя уже попривыкли к скафандрам, не смогли удержаться от улыбок. Неуклюже дошагав до дверей, мы остановились на пороге. От степи тянуло ветром, и под открытым гермошлемом пробежал приятный холодок. Ну а от домика – десять шагов до автобуса.

Подошел Королёв. Он выглядел усталым. В минувшую ночь он не сомкнул глаз.

– Все будет хорошо, все будет нормально, – заверили его космонавты.

Сергей Павлович сел в свою машину и уехал на стартовую.

6 часов 50 минут

Короткие минуты прощания.

Над стартовой площадкой прозвучали слова Юрия Гагарина, которые скоро облетят весь мир: «Через несколько минут могучий космический корабль унесет меня в далекие просторы вселенной. Что можно сказать вам в эти последние минуты перед стартом? Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением. Все, что прожито, что сделано прежде, было прожито и сделано ради этой минуты…»

У лестницы, ведущей к лифту, Юрия обнял Сергей Павлович.

Объявлена двухчасовая готовность

Гагарин вышел на связь.

– Юрий Алексеевич, как вы себя чувствуете? – спросил Королёв.

– Спасибо. Хорошо. А вы? Сергей Павлович не ответил. На связи – Павел Попович.

– Юра, ты там не скучаешь? – интересуется он.

– Если есть музыка, можно немножко пустить…

– Даем.

– Слушаю Утесова. Про любовь.

Все невольно улыбнулись. Кажется, этот парень уже завоевал всеобщую любовь.

За два дня до пуска Попович ночевал в одной комнате с Гагариным.

– Юра, а ты не зазнаешься? – Павел хитро прищурил глаза. – Вернешься оттуда, – Попович неопределенно махнул рукой, – здороваться перестанешь…

– Да как ты мог подумать такое?! – удивился Гагарин. – Ну как