ты мог такое сказать! Я же с вами все время. Нет, ты меня не знаешь! Совсем не знаешь!

– Успокойся, я пошутил.

Гагарин повернулся, рванулся к Поповичу, обнял его.

– Понимаешь, обидно такое слышать, – он говорил быстро, проглатывая слова, – очень обидно. Ведь и ты мог быть первым, и Герман, все ребята. Я же не виноват, что выбрали меня.

За два часа до старта Попович рассказал об этом случае Сергею Павловичу. Королёв, невыспавшийся, расхаживал по бункеру: «Главный не в своей тарелке, – сказал один из стартовиков. – Его нужно отвлечь». Попович вспомнил о своей неудачной шутке – он понимал, что сейчас Королёв способен слушать только об одном человеке.

– Значит, обиделся? – Королёв улыбнулся. – Да, Юрий Алексеевич совсем иного плана человек. Я таких люблю… Павел Романович, стойте у этого телефона и не подпускайте меня, даже если буду ругаться. Хорошо?

Красный телефон. Если снять трубку и сказать всего одно слово, стартовая команда сразу же прекратит подготовку к пуску. Всего одно слово – «отбой». Немногие имели право подходить к этому аппарату.

Павел понял Королёва.

– Хорошо, Сергей Павлович, я не разрешу вам звонить.

Тот усмехнулся и вновь стал расхаживать по бункеру.

Поповичу показалось, что, когда объявили об очередной задержке на старте, Сергей Павлович направился к телефону. Павел преградил ему путь:

– Вы сами приказали не пускать…

Лицо Королёва начало краснеть. Наступила тишина, здесь хорошо знали, что характер у Главного крутой.

По громкой связи объявили, что подготовка к пуску вновь идет по графику. Королёв сразу успокоился.

Потом уже в Москве он сказал Поповичу:

– Молодцом вел там, у телефона. И в космосе надо так же держаться, теперь знаю, что и его выдержишь…

У Королёва были основания, чтобы все остановить… И у него, как у Главного конструктора, было такое право. Об этом эпизоде ведущий конструктор «Востока» рассказал в нашей беседе:

– 11 апреля, уже ночью, я приехал из института, от медиков, где готовились космонавты к полету. Привез большой материал. Он назывался «Завтра полетит человек».

– Завтра? – переспросил ведущий конструктор.

– «Завтра» – подразумевалось «скоро». Естественно, мы не знали, что старт будет именно 12 апреля… Итак, захожу к главному редактору «Комсомольской правды» Юрию Воронову. И хотя было известно, что в ближайшие дни человек будет в космосе, все-таки не решились напечатать эту статью: слишком фантастическим это все казалось…

– Да… фантастика. Всю ночь с 11 на 12 апреля мы были на стартовой. Рано утром приезжает Королёв. Уставшие глаза, уставшее лицо, но внешне очень спокоен…

– Ты провожал Гагарина до корабля?

– Нас было четверо. Мы вместе поднялись на лифте. Подошли к люку, Юрий спрашивает у нашего монтажника: «Ну как?» – «Все в порядке, «первый» сорт, как СП скажет», – ответил он. «Раз так – садимся». Потом была объявлена часовая готовность. Надо прощаться с Юрием и закрывать люк. Он смотрит, улыбается, подмигивает. Пожал я ему руку, похлопал по шлему, отошел чуть в сторону. Крышку люка ребята накинули на замки. Все вместе быстро навинчиваем гайки. Все! Вдруг настойчивый сигнал зуммера. Телефон. Голос Королёва: «Правильно ли установлена крышка? Нет ли перекосов?» – «Все нормально». – «Вот в том-то и дело, что ненормально! Нет КП-3…» Я похолодел. Значит, нет электрического контакта, сигнализирующего о нормальном закрытии крышки. «Что можете сделать для проверки контакта? – спрашивает Королёв. – Успеете снять и снова установить крышку?» – «Успеем, Сергей Павлович». Гайки сняты, открываем крышку. Юрий через зеркальце, пришитое к рукаву скафандра, следит за нами. Чуть-чуть перемещаем кронштейн с контактом и вновь закрываем крышку… Наконец долгожданное: «КП-3 в порядке! Приступайте к проверке герметичности»… Тридцатиминутная готовность. Мы покидаем площадку. Все, теперь мы только зрители…

– Я понимаю, что этот великий день незабываем до мельчайших подробностей. Его нельзя определить одним словом.

– Можно. Это сделал Гагарин…

– И прошлое, и этот день, и будущее?

– Да. Всего одно слово – озорное и бессмертное, гагаринское: «Поехали!»

До старта – пятнадцать минут

– Как у вас гермошлем, закрыт? Закройте гермошлем, доложите, – звучит голос Каманина.

– Вас понял: объявлена десятиминутная готовность. Гермошлем закрыт. Все нормально, самочувствие хорошее, к старту готов.

На связь с Гагариным выходит Королёв.

– «Кедр», я буду вам транслировать команды… Минутная готовность, как вы слышите?

– Вас понял: минутная готовность. Занял исходное положение…

– Дается зажигание, «Кедр».

– Понял: дается зажигание.

– Предварительная… Промежуточная… Главная… Подъем!

– Поехали!.. Шум в кабине слабо слышен. Все проходит нормально, самочувствие хорошее, настроение бодрое, все нормально!

– Мы все желаем вам доброго полета…

– До свидания, до скорой встречи, дорогие друзья!

Этот день врезался в память всех, кто пережил его. Каждый из нас запомнил его на всю жизнь, и мы рассказываем о своих ощущениях, о своих волнениях, о праздничной, счастливой Москве.

У космонавтов, которые пошли работать на космические орбиты вслед за Юрием Гагариным, свои воспоминания. И при каждом старте на орбиту – а наше время богато на космические эпопеи! – они возвращаются в тот солнечный апрельский день.

– …Когда я улетал, да и другие тоже, хотелось крикнуть по-гагарински: «Поехали!» Причем и при первом полете, и при втором, – говорит Виктор Горбатко, – но еле сдержал себя. «Поехали!» – это гагаринское, и только его. Оно имело право звучать один раз, тогда, 12 апреля.

– В конце марта все космонавты первой группы разъехались по разным точкам, для связи. Я был на Камчатке. Вдруг сквозь космический треск и шумы слышу его голос: «Как у меня дорожка?» – это он о траектории спрашивал. Представляете, на активном участке летит, первый старт человека, а Юрий спокойно и деловито интересуется очень конкретными вещами. Казалось бы, эмоции должны захлестнуть, а он работает. Значит, Гагарин спрашивает, а параметров у нас еще нет. Но я кричу в микрофон: «Все хорошо! Дорожка отличная! Все в норме!» Гагарин узнал меня: «Спасибо, блондин!» – говорит. Вот в этот момент я понял, что все в порядке. – Алексей Леонов на секунду задумывается, вспоминает. – Он меня поразил в то утро своей выдержкой, мужеством. Я сам испытал, что такое «активный участок» и встреча с космосом, и до сих пор преклоняюсь перед Юрием – ему было трудно, но он был уверен, что нам, на Земле, гораздо труднее, и поддерживал нас. Забота о других – главная черта Гагарина…

Виталий Севастьянов дважды уходил в космос, работал там вместе с А. Николаевым и П. Климуком в общей сложности почти три месяца.

82 суток и 108 минут. Казалось бы, несопоставимые цифры?

– Конечно, – соглашается Севастьянов. – Каждый месяц нашего полета можно сравнивать лишь с секундами первого. Мы шли в космос проторенной тропинкой, лишь там, на орбите, начиналось новое. А для Гагарина все впервые,