До настоящего момента это представляло собой огромную проблему.

Сама по себе жизнь в подобном месте…

Я никогда не была из тех, кто срезает углы. Никогда не искала легких путей, не «перепоручала» кому-то свои задачи, поскольку в большинстве случаев это означает просто волынить. Нет, правда: если уж я работала над каким-либо делом, то втыкалась в него, блин, как натуральный лазер. Фокусировалась намертво. Здесь же в принципе очень сложно сосредоточиться на чем-нибудь дольше пяти минут без того, чтобы не началась какая-нибудь очередная поганка. Я могу сидеть у себя в комнате и что-нибудь делать на своем лэптопе, если надо, но, как я уже пыталась объяснить Маркусу, суть детективной работы вовсе не в этом.

Тебе нужно выйти и общаться с людьми.

В девяти случаях из десяти общение с кем-либо в отделении означает свару с ним или необходимость просто держать такого человека подальше от своего лица. Либо смотреть, как он клюет носом, а то и просто отваливает прочь прямо посреди разговора. Выслушивать по всех подробностях очередной рассказ о каком-нибудь половом акте, которого на самом деле не было, или беспомощный бред про то, как радиоволны реагируют с металлом в прививках, которые нам делали в детстве, превращая нас в инопланетян.

Есть и еще много чего, с чем вам приходится иметь дело, всякие рутинные вещи, которые разъедают вам мозг. Я знаю, обычно это я первая, кто стонет о том, какая тут скучища — по крайней мере, так было, пока трупы не повалились, как из дырявого мешка, — но есть еще и регулярные приемы пищи, и индивидуальные беседы с врачами, и тесты, и групповая терапия, и общие собрания, и посещения родственниками, и лекарства.

Да, ни в коем случае нельзя забывать про лекарства.

Как уже говорила, я до сих пор затрудняюсь как-то оценить их с точки зрения успешного продвижения моего дела. Ну куда тут продвинешься, если после ослабления действия лекарств я могу стать слегка дерганой, а когда они действуют в полную силу, то практически отключаюсь? Так что трехразовый прием всей этой дряни означает, что у меня остается лишь маленькое — как там это называется? — окошко, позволяющее хоть что-то предпринять, что далеко не идеально.

Словно я преследую подозреваемого, а одна рука у меня к спине привязана.

Хотя что есть, то есть, и любой, кто знает меня, скажет вам, что я никогда не пасовала перед трудностями. Они определенно это скажут. Не то чтобы сейчас я многим из них доверяю, и не похоже, что они вообще станут с вами разговаривать, но вы поняли, о чем я.

Требуемый номер я в итоге раздобыла, хотя на это ушло порядком времени, а один-другой разговор вызвали некоторое чувство неловкости, но у меня и вправду не было особого выбора.

— Ёкарный бабай, Алиса! — опешил детектив-сержант Тревор Ламберт, с которым я работала сто лет назад; сейчас служит где-то в Южном Лондоне. — Привет из прошлого, или как?

— Да, давненько не общались, Трев.

— Что поделываешь?

— Ой, да как обычно.

— Все еще работаешь на западе?

— Увы, увы… Послушай, у нас тут дело об убийстве, и оно уже всех достало, если честно, братан. Я вот подумала, не сможешь ли ты оказать мне одну любезность.

— Что тебе нужно?

Тревор был явно не в курсе моих злоключений, но я не собиралась его в них посвящать. Это как раз он в итоге и нашел номер, который мне требовался. Перезвонил, продиктовал — просто молодчина.

— Надо бы как-нибудь вместе выпить пивка и наверстать упущенное.

— Так давай, — сказала я.

— Хотя должен предупредить: я сейчас малость потолще, чем когда мы в последний раз виделись, да и седины прибавилось. Думаю, это все детишки.

— Ну да, определенно надо повидаться. Я тебе звякну, когда тут у нас все немного рассосется. Сейчас просто по самые титьки во всем этом…

Но, увы, на другом конце провода меня ждал облом.

— Детектива-констебля Седдона в данный момент нет на месте.

— Тогда мне хотелось бы оставить сообщение.

— Касательно чего?

— Просто передайте ему, что это насчет убийства Кевина Конноли.

— Не назовете свои имя и фамилию, мадам?

— Не думаю, что вы поняли. Я вообще-то здесь. Где совершено убийство. Прямо на месте.

— Хорошо, но мне все равно нужны ваши данные.

Я сообщила этой женщине свою фамилию, а потом звание. Она записала мой мобильный номер и заверила меня, что кто-то из опергруппы обязательно мне перезвонит.

После этого пару часов я оставалась в своей комнате, пытаясь решить, какие последующие шаги лучше всего предпринять, ожидая звонка Седдона. Хотя это было трудно, поскольку через какое-то время я начала думать про Джонно, а потом про Энди и тех двуличных психиатров из отделения неотложной помощи, да и вообще про всех, кто меня предал. Начала уже гадать, можно ли в принципе доверять Седдону.

Открыла свой лэптоп и кое-что «погуглила».

«Сколько получают санитары?»

«Средняя зарплата санитара».

«Стивен Седдон Столичная полиция послужной список».

Прямо перед обедом ко мне ворвалась Лю-Косячок, едва успев постучаться. Днем будет наконец-то проводиться сеанс эрготерапии, объявила она, и мне надо тоже обязательно пойти. Я сказала ей, что не знала о том, что они нашли деньги, чтобы вернуть ту женщину назад, а Люси ответила, что денег не нашли, так что сеанс будет вести кто-то из отделения.

— Наверняка будет не так хорошо, — заметила она. — Но все равно классно опять немного порисовать.

— Мне тут кое-что надо сделать, — сказала я.

— Да ладно тебе, Лис, это будет весело!

— Уверена?

Хихикнув, Люси склонилась ко мне поближе и зашептала, будто мы были в комнате не одни.

— Я собираюсь представить ее без одежды… совершенной голой… и нарисовать! Это будет феерично. Или пакостно, пока не знаю.

— Представить кого без одежды?

— Дебби. Это как раз она все и организовала.

Мне не потребовалось много времени на размышления.

— О’кей, годится, — ответила я.

Кабинет эрготерапии уже вернули к его нормальному состоянию. В смысле, к тому, в котором он пребывал до поминальной церемонии по Кевину. Раздернутые оранжевые шторы, россыпь столов и стульев, запертый шкафчик с материалами в глубине помещения…

Вроде нас тут оказалось шестеро.

Мы с Люси устроились рядышком. Еще пришли Ильяс, Боб и, по-моему, Грэм… Хотя, может быть, и Донна. Неважно.

Я села и стала смотреть, как Дебби открывает шкафчик, а потом торжественно раздает вынутые оттуда бумагу и фломастеры вместе с коробочками разноцветных мелков для наименее амбициозных художников, а также несколько больших картонных планшетов и акварельные краски для тех, кому захочется создать что-нибудь чуть более продвинутое. Она сказала, что мы можем писать и рисовать все, что только душа пожелает, но все-таки поставила на стол в центре комнаты один из горшков с искусственным папоротником — на тот случай, если кто-нибудь вдруг сподобится замахнуться на натюрморт. Кто-то заикнулся было, что лучше бы использовать живую модель, но пусть даже в роли натурщика немедленно вызвался выступить Ильяс, предложение было по-быстрому отметено персоналом. Правда, на следующей неделе Ильяс все-таки дождался момента, когда никто из санитаров на него не смотрел, и быстро сорвал с себя всю одежду — что, поверьте, представляло собой нечто, чего мне уже до конца жизни не развидеть.