Я уже начала соглашаться с ней, но Джонно ее не поддержал.

— Мы только все усложняем, — сказал он. — Подходим к решению вопроса со всех сторон одновременно, вот и начинаем… вязнуть, как в болоте.

— Вязнуть и лишь беспомощно барахтаться, — вставила я.

— Позволяем всем этим уликам, которые получили, путаться под ногами.

— Не говоря уже об уликах, которых мы не получили. — Помню, что у меня был полный рот роллов, или утятины, или уже не помню чего. — Эта долбаная камера…

— В жопу камеру! — Джонно отбросил вилку и выпрямился. — Нам не нужна камера… мы насядем на него самого. Самонадеянный гондон думает, что он на коне, потому как отлично знает: от всего, что у нас на него есть, легко отбиться. Так найдем тогда что-нибудь еще. Продолжим копать и все-таки отыщем способ его прищучить!

Помню, каким заведенным был Джонно в тот вечер, и никогда не забуду, в каком восторге он пребывал пять месяцев спустя. В тот день, когда мы выходили из здания суда, лично убедившись, что Ральфа Кокса отправили за решетку. Поганец получил пожизненное, без права условно-досрочного в течение двадцати пяти лет.

По шесть месяцев за каждую из этих ножевых ран.

Короче говоря, мы начали копать и обнаружили рапорт с вызова, поданный полугодом ранее, когда Кокс жил в совсем другом районе. Полицию вызвала какая-то женщина, живущая выше этажом, заявлению которой на насильственные действия сексуального характера так и не дали хода. Мы доставили Кокса в отдел для дружеской беседы, и Джонно быстро расколол мерзавца в допросной.

Лес за деревьями, точно?

* * *

Проснувшись посреди ночи, я услышала, как кто-то устроил шумную перебранку чуть дальше по коридору. Натуральный скандал. По голосу вроде Люси, но не суть, поскольку я давно к такому привыкла и по-любому не думала, что именно это меня разбудило.

Я села на кровати — сна ни в одном глазу, — потому что вдруг поняла.

Полиция делала все шиворот-навыворот. В смысле, и я тоже до определенной степени, но теперь я точно знала, в чем ошиблась. Почему увязла, беспомощно барахтаясь.

Молодец, Джонно!

Я тратила драгоценное время, пытаясь добраться до сути каждого мельчайшего разговора или события, гадая, как сюда могут быть вписаны наркотики, и носилась с дурацкими идеями про наемного убийцу. Ошибки, простительные только салаге, полная дурь. Но что самое главное, мы с детективом-констеблем Седдоном слишком уж широко раскинули сети — спасибо Грэму и его любимому развлечению с картофельным пюре и всем прочим.

«В жопу камеру…»

Ничего удивительного, что официальное расследование забуксовало на месте — а это определенно было так, — ведь они до сих пор искали мотив и (величайшая ошибка из всех прочих) сосредоточились на временно́м промежутке, который оставлял их с двумя десятками подозреваемых.

Ну, на сей раз я наконец-то оказалась во главе игры.

Теперь у меня остался лишь один подозреваемый.

Понимаете, было абсолютно неважно, когда именно отключилась камера, поскольку Кевина Конноли убили практически у всех на виду.

Я давно уже решила, что определенно стоит рискнуть, поскольку на крайняк они могли просто отказать, но не скажу, что была полная уверенности в том, что Бэнкси сумеет все это провернуть. Хотя этот человек — просто золото, говорю вам! Мужик он реально жесткий, когда это требуется, но при желании способен очаровать кого-нибудь так, что тот просто из штанов выпрыгнет.

Как только мы оба закурили, я притянула его к себе, чтобы обнять.

— Спасибо, что решил вопрос, — сказала я.

Бэнкси ответил, что всегда пожалуйста, но я не была уверена, что это действительно так, и держала это в голове, прежде чем озвучить ему то, ради чего его вызвонила. Мы сидели на скамейке напротив главного входа, и какое-то время я не произносила ни слова. Мне просто хотелось провести пару минут, наслаждаясь сигареткой и солнцем на моем бледном лице, прежде чем перейти к главному.

К прорыву по делу…

Решение рискнуть я приняла еще до появления Бэнкси — он сказал мне по телефону, что будет где-то ближе к вечеру. Статус наблюдения есть статус наблюдения, и не без причины, но я знала, что то и дело, если кое-кто из санитаров в хорошем настроении, то они могут оказать какую-нибудь не предусмотренную правилами любезность или закрыть на что-либо глаза. Ильяс иногда выходит покурить на улицу с Малайкой, а я чертовски уверена, что этого ему не полагается. Где-то с месяц или около того назад сестре Донны разрешили вывести ее из отделения на целый час, потому что у Донны был день рождения. Причем «из отделения» в данном случае означало «за территорию больницы и дальше по магазинам». Ясен пень, с обычными оговорками о доверии, предупреждениями о вмешательстве полиции в случае побега и так далее.

Вот я и подумала, что нам с Бэнкси стоит по крайней мере спросить.

В смысле, мы ведь и сами полиция…

Бэнкси сказал, что вначале Маркус пребывал в некоторых сомнениях — да уж, надо думать, еще в каких сомнениях! — но, судя по всему, стоило Бэнкси махнуть своей верной ксивой и объяснить, что нам и в самом деле требуется приватная обстановка, поскольку мы собираемся обсудить один деликатный полицейский вопрос, он слегка смягчился.

Бэнкси честь по чести поблагодарил Маркуса за сотрудничество, как он мне потом сказал, и пообещал, что мы не будем уходить далеко.

Я затушила окурок и повернулась, чтобы посмотреть на него.

— Ну давай уже, выкладывай, — буркнул он.

Не буду врать — я видела его и более заинтересованным. Так что постаралась соблюдать спокойствие и не выдать своего возбуждения. Рассказала ему про наркотики, которые контрабандой выносились на волю после того, как поставлялись Кевину кем-то из отделения (наверняка за определенный процент с продажи). Поделилась мыслью о том, что совершенно неважно, работала ли камера в коридоре Кевина или нет, и когда именно ее вывели из строя. И, наконец, поведала о том, что случилось с Шоном — или, если быть окончательно точным, что с ним сделали с целью убедиться, что он никому ничего не сможет рассказать.

Закончив, попросила у Бэнкси еще одну сигаретку. Прикурила и стала ждать.

— Для начала, зачем было убивать Кевина? — наконец спросил он. — Предположим, и вправду есть такое непыльное дельце с наркотиками — тогда все должны быть в шоколаде. Зачем все губить?

— Не думаю, что Кевин хотел и дальше этим заниматься.

— Ты ведь просто предполагаешь, насколько я понимаю?

— Послушай, я знаю, что они с Шоном ссорились — и, на мой взгляд, как раз из-за того, что Шон хотел остановить его. В конце концов тот добился своего, так что Кевин сообщил всем, кто был в этом замешан, что хочет выйти из игры. Вот потому-то все эти наркотики и были обнаружены у него в комнате — потому что он больше не передавал их своим связям на воле. С него уже было достаточно.