Мне уже не раз доводилось такое проделывать — на пару с Джонно и Бэнкси. Это когда ты решаешь, что сейчас самый момент небрежно пустить по столу в допросной фотографию. С крупным планом ножевых ран, разбитым лицом жертвы, запятнанной кровью плотью или одеждой… В тот момент, когда показываешь наиболее шокирующий снимок, у тебя есть шанс прищучить то животное, которое, как ты очень хорошо знаешь, ответственно за это, потому что ты видишь его реакцию или, если повезет, можешь сразу получить признание вины.

Или же, в самом крайнем случае, пытаешься «прочитать» его.

Как я уже говорила, художник из меня тот еще, но, думаю, я все-таки сумела получить то, что мне требовалось. Узкая кровать с лежащей на ней фигурой (угадайте, чьей!). Лица не было, естественно, — там, где должно быть лицо, просто подушка, хотя не думаю, что мне особо удалось изобразить это как подушку, поскольку вышло скорее нечто вроде кривоватого прямоугольника. А вот набор разномастных маленьких флакончиков мне вполне удался. Десятки их были рассыпаны под кроватью, некоторые лежали на боку. Но лучше всего получилась фигура на самом краю картины — призрачная, типа как кто-то украдкой выходит из комнаты, с несколькими красными, желтыми, синими и зелеными точечками на шее. Намекающими на шнурок всех цветов радуги.

Я стояла и наблюдала, как Дебби рассматривает мое произведение.

И всеми силами старалась ее «прочитать».

— Просто офигительно, — произнесла она, показывая пальцем. — Честно. То, как ты проработала тени и все прочее… Не хочешь ее оставить?

Я помотала головой.

— Можешь повесить ее у себя в комнате, если хочешь.

— Ни к чему.

Дебби посмотрела на меня.

— Ты вообще в порядке, Алиса?

— Я видела тебя на поминках по Кевину. — Я выждала, всего секунду-другую. — Вид у тебя был расстроенный.

— А как же иначе? Я до сих пор расстроена.

— Я видела, как ты… — Я перекрестилась, хоть и не вполне была уверена, какого плеча полагается касаться первым.

Дебби кивнула и улыбнулась.

— Девочка-католичка из Глазго, — сказала она. — Не слишком добрая католичка, имей в виду.

— Признающаяся во всех своих грехах и все такое?

— Давно уже нет.

Я собрала все рисунки на столе перед ней и подровняла их. Свой намеренно положила сверху. Произнесла:

— Может, тебе стоит подумать над тем, чтобы опять начать.

В среду к обеду, больше чем через сутки после звонка в кабинет оперативников, я уже лезла на стены — таращилась на них, отскакивала от них, — поскольку все еще ждала, когда же детектив-гадстебль Седдон мне перезвонит. Вообще-то уже почти была готова сдаться, потому что к тому времени стало кристально ясно, что он и не собирается. Но я в любом случае наполовину предполагала, что меня проигнорируют, а не надо быть гением, чтобы догадаться, почему такое может быть.

«Кто-кто звонил? Эта психованная из дурки, та самая, которую вышибли из органов? Ну да, щас — думаю, мне и так есть чем заняться вместо того, чтобы убивать время на ее безумные версии…»

Я была чертовски уверена, что у «Стива» и впрямь есть более важные дела. Типа как подрочить, или заменить скрепки в степлере, или вставить спички в глаза, чтобы они не закрывались сами собой.

Какая-то часть меня всегда подспудно ожидала, что когда-нибудь мне придется заниматься каким-нибудь делом совершенно самостоятельно.

Не собираюсь врать, это немного пугало… выход из зоны комфорта и все такое. Я всегда работала как часть общей команды и в этих пределах всегда могла рассчитывать на поддержку своих коллег — вот так мне работать нравилось. Добродушные подначки и подтрунивания, позволяющие убить бесконечные часы в патрульной машине… Кто-то всегда под боком, чтобы порадоваться вместе с тобой, когда все идет хорошо, или помочь тебе утопить свою печаль в конце рабочего дня.

Кто-то, кто также готов и прикрыть тебе спину, не забывайте про это.

Пусть даже моему напарнику это и не сильно помогло.

Ладно, если единственный способ достичь результата в этом деле — это работать в одиночку, то ничего не поделаешь. До сих пор я довольно неплохо справлялась. Хотя я собираюсь не просто работать над ним — я собираюсь раскрыть его… В смысле, я уже практически раскрыла его, поскольку моя «безумная версия» была не просто версией, но я собиралась чертовски внимательно проследить за тем, чтобы виновная получила по заслугам.

Я решила, что займусь этим ради Кевина и ради Джонно.

Я займусь этим, чтобы показать Седдону и всем тем, кто официально имеет к этому отношение, что они ошибаются, игнорируя меня, и что они полные ослы, если отказываются от моей помощи.

Я займусь этим для того, чтобы все те зазнавшиеся говнюки со звездочками на плечах, которые решили уволить меня «по медицинским показаниям», наконец поняли, что я — коп до самых кончиков пальцев.

Я займусь этим, потому что это правое дело.

Я займусь этим ради восхитительного трепета в груди и ради того, чтобы горячая кровь вновь побежала по жилам, и потому что впервые за целую вечность это помогает мне вновь почувствовать себя человеком.

Я займусь этим, потому что слишком много людей велит мне этим не заниматься.

Я займусь этим, потому это будет большое жирное «накося выкуси!» со средним пальцем в рожу всем тем, кто сговорился засунуть меня сюда. Тому долбанутому с монтажным резаком в кармане и паре офигевших от Системы мудаков, которые решили, что я не гожусь для дачи показаний в суде, и тем врачам, которые не слушали меня, когда я говорила им, что всего лишь задолбалась, поскольку не спала почти двое суток. Палец в рожу Энди… этому уж точно, и Софи, и маме с папой, и всем остальным. Доброй католичке Дебби, естественно, которая и понятия не имеет, до чего я додумалась или что я ей готовлю, и которая всю жизнь будет проклинать тот день, когда обнаружила меня на койко-месте в своем отделении.

Я займусь этим, потому что люблю этим заниматься.

Я постоянно поглядывала на часы, чтобы оказаться у окошка для выдачи лекарств, как только оно откроется. Понадобилась изрядная доля выдержки, чтобы не отпихнуть Грэма в сторону, когда до этого дошло дело, но в итоге я решила, что пара минут погоды не делает. Хотя мне не хотелось ждать хоть сколько-нибудь дольше, поскольку я знала, что неспособна предпринять хоть что-нибудь путное — а уж в последнюю очередь взять телефон и попросить кое-кого об одной громадной услуге, — пока представляю собой такого вот неугомонного подергунчика и с большой вероятностью могу отмочить какую-нибудь глупость. Это было совершенно исключено. Я не сумела бы ничего сделать должным образом, пока голоса у меня в голове нашептывали мне решительно двинуть прямиком к Дебби и пришпилить ее к стенке.