Говорила больше Всеведа. Шаман слушал и с какими-то восклицаниями головой качал. Потом Всеведа задала вопрос, и Смеян ответил. И на его ответ уже Всеведа головой качала. Овсень собрался уже отъехать, чтобы проследить за погрузкой на ладьи, которой командовали кормчие, но жена позвала его. Пришлось развернуть Улича.

– Мы со Смеяном посоветовались, – сказала Всеведа. – Он сейчас камлать хорошо не сможет. Слишком устал от предыдущего, а слабому шаману выходить в верхний мир опасно. Когда сможет, он попробует что-то узнать своими способами. Но ему это тоже опасно, потому я попросила его быть аккуратнее. И тебя попрошу… Заряна, похоже, ничего не понимает и не ощущает. Пусть все идет своим чередом. Я буду незаметно присматриваться. А ты про все забудь. Ты не знаешь, к чему нужно присматриваться, и потому просто забудь. Не надо ее подталкивать ни словом, ни взглядом. Поберечь нам Заряну нужно…

– Я понял, – согласился Овсень. – Но ты от меня ничего не скрывай. Если заметишь что, рассказывай… Эй, Валдай, да выставь ты второй трап, так быстрее дело пойдет… Надо догнать эти драккары… Конунгу лучше общаться с Воронами при нашей поддержке…

* * *

В береговом вике к встрече гостей готовились без суеты и основательно. Лучники береговой дружины заняли высокий каменистый берег со стороны Дома Конунга, откуда подходящий драккар был как на ладони, выстроились дугой, прикрываясь большими камнями, и приготовили стрелы. Дружина в полном вооружении встала на берегу сомкнутым строем, готовая к защите или к атаке, в зависимости от обстоятельств. Щиты были сомкнуты. Прорубиться и прорваться через такой строй всегда сложно даже самому сильному и опытному противнику.

По большому счету Ансгару торопиться к берегу было тоже необходимо, но он уже почувствовал себя полноценным конунгом и считал, что берег должен торопиться к нему, и потому пустил коня шагом. Большака вынужден был ехать рядом так же неторопливо, и воины руянской сотни тоже. Но другая часть сотни, что оставалась в Доме, отреагировала, не дожидаясь команды, и строем перекрыла дорогу от фьорда к воротам, что заметили и Ансгар, и сам «большой сотник». И даже Хрольф заметил, пошевелил носом и решил, что ему тоже пора проявлять активность, посмотрел на конунга, показал кивком головы, дождался ответного кивка и почти бегом, что для его лет было нелегко, заспешил к своей дружине, чтобы принять командование.

Драккар не показывал агрессивности. Белый щит по-прежнему красовался на его мачте, а щиты гребцов как висели раньше, так и остались висеть на борту над гребными окнами. Драккар плыл неторопливо, весла едва-едва шевелились, и все это только для того, чтобы дать береговым жителям время подготовиться, и показывая, что не желают выглядеть атакующими агрессорами.

Однако Ансгар миролюбием гостей не проникся и доверия к Гунналугу, которому в отсутствие старшего ярла подчинялся шведский Дом, не испытывал. Он помнил, что к отцу не однажды приезжали и точно так же приплывали в гости и сам старший ярл, и однажды Гунналуг вместе с ним. И драккар тоже нес белый щит. Все проходило мирно, но визит годовой давности, когда старший ярл приплыл вместе с Гунналугом, закончился поломкой клинка меча Рёнгвальда, на который тогда безостановочно смотрел Гунналуг. Так долго и пристально, совсем не мигая, смотрел, что это было всем заметно. И потому Ансгар был готов ждать подлости от колдуна, и в свой адрес направленной. Тем более что, даже не имея прямого личного контакта, они уже начали враждовать загодя. А о поддержке колдуном Дома Синего Ворона ярла Торольфа Одноглазого было известно всем, и ни сам Торольф, ни Гунналуг не скрывали этого. И потому визит драккаров казался странным.

Ансгар с Большакой еще не успели спуститься к берегу, когда драккар воткнулся носом в песок. Моряки сразу выставили трап, и на берег спустился сначала, видимо, кормчий, потом вышел сам Гунналуг, и кормчий поддерживал его за руку, чтобы колдун не упал с трапа. И только вслед за Гунналугом лодку покинули два воина в темных доспехах, но, судя по позолоте на шлемах, не из простых. Скорее всего, это были младшие ярлы Дома Синего Ворона, сопровождающие колдуна в коротком плавании. В глубину берега лодку начали втаскивать только после этого. Выпрыгнули на песок гребцы, ухватились за веревки, потянули, и легкий драккар прочно сел на берег. Так лодки вытягивают только в случае, если стоянка предвидится долгой.

Ансгар по-прежнему сдерживал коня, стремящегося спуститься к песку побыстрее. Ему хотелось заставить Гунналуга ждать себя, и одновременно конунг ломал себе голову вопросом об этом странном визите и о том, чего ему стоит ждать интересного, а чего опасаться. Он уже помнил, что опасаться стоит пристального немигающего взгляда, словно бы остановленного на одной точке. Наверное, Гунналугу не стоило смотреть прямо в глаза. Но, отводя глаза, человек признает свою слабость. И потому Ансгар решил, что взгляд должен отвести колдун, а не конунг. А интересного и уж тем более хорошего ждать не приходилось. Но другого о колдуне Ансгар ничего и не знал, и потому полагался на Большаку, который, как говорил, с колдунами имел дело и смущения перед ними, как и перед всеми другими, никогда не испытывал. Юноша так и сказал «большому сотнику».

– Не волнуйся. И с колдунами справимся, – ухмыльнулся в ответ Большака, вообще не проявляющий никакого беспокойства. И уверенность сотника частично подпитала уверенность конунга, который к колдунам вообще-то относился с некоторым пиететом, хотя склонять голову перед ними не собирался.

Но еще до того, как конунг с колдуном встретились, по короткой дороге от дома спешно пробежал дварф Истлейв. Бежал он явно в сторону Ансгара с Большакой, и те придержали коней, чтобы подземному жителю не пришлось догонять их. У дварфа было, похоже, важное сообщение, которого ждали конунг с сотником.

Так и оказалось.

После пробежки дварф совсем не запыхался, показав, что обладает чистыми легкими, и сразу начал докладывать:

– С подземельем, конунг, все в порядке. Туда вошли пятьдесят воинов, вместе с ними зашли и восемь стражников. Землекопы вход завалили и заварили прочнее, чем было. Камень стал тверже металла. Никто выйти не сможет. Они в ловушке с единственной дорогой. Только туда… – Истлейв показал на скалу под домом. – Ниже дома на тридцать локтей. Значит, падать им девяносто локтей. Успеют с миром попрощаться навсегда.

– Спасибо, друг, – ответил «большой сотник», тогда как конунг, которому доклад и предназначался, лишь сдержанно кивнул. – Я так и думал, что твои братья не подведут.

– Там приплыл Гунналуг? – спросил дварф.

– Кажется, он.

– Тогда я в дом пойду. Мне не хочется с ним встречаться. После таких встреч бывают несчастья. И сказать ему могу что-то не так. Я не умею быть вежливым. Говорю то, что думаю. Кстати, приближаются ладьи сотника Овсеня. Он вместе с дварфами все сделал хорошо, только воины Дома Синего Ворона убили одного дварфа. Сейчас тело несут в Красные скалы, которые мы освободили.

– Когда Овсень прибудет? – наконец-то проявил заинтересованность и конунг.

– Об этом лучше спросить у Овсеня. Я его ладьи не видел. Я только прочитал мысли своих собратьев, что идут в Красные скалы. С Овсенем нет дварфов, и мне некого услышать.