Первым ударом было известие о любовнице Диккана. После этого почти каждый день Грейс ожидала очередная потеря. Она как раз была у Кейт, изучая столовые приборы для званого ужина, когда узнала, что Диккан никогда не согласится жить за городом.

— Почему с рыбой нельзя использовать обычные приборы? — спросила она, сердито разглядывая маленький рыбный ножик.

— Можно. — Кейт сухо улыбнулась. — Но тогда люди сочтут тебя продавщицей. Это делается для того, чтобы отделить себя от низших классов, которым каким-то образом удается обходиться одной только ложкой.

Грейс отложила нож в сторону.

— Я буду так рада, когда сезон закончится и мы сможем уехать из города. Дома мне придется беспокоиться лишь о том, как снять рыбу с крючка.

В ответ леди Беа захохотала:

— Неплохое занятие!

Грейс подняла глаза. Кейт усмехнулась:

— Диккан — столичный житель. Он никогда не выезжает дальше, чем на десять миль от Лондона. Говорит, что от пыли начинает чихать.

— Это правда? — спросила Грейс у Диккана в тот же вечер, когда они были на балу. — Ты не любишь бывать за городом?

Он театрально пожал плечами:

— Терпеть не могу. Если не считать скачек, что там можно вообще делать? Ни хорошего общества, ни интересного времяпровождения. Нет, мадам, в деревне вы найдете меня лишь в том случае, если надо будет скрыться от судебных приставов. И мои доходы это вполне позволяют.

— Но у тебя же есть поместье.

— И прекрасный управляющий.

— А как же Лонгбридж? Я собиралась поехать туда.

Диккан кивнул проходившей мимо паре.

— Я уже сообщил об этом своему управляющему, и он все устроит. Конечно, если ты намереваешься провести всю жизнь за городом…

Он говорил так, словно был бы рад, если бы она уехала. И Грейс этого так хотелось. Мечта об этом уже давно грела ее. Картина будущего, столь подробно созданная в ее мыслях. Жизнь, полная покоя и довольства: ходить по собственной земле, скакать верхом на Эпоне. Заботиться о своей маленькой семье и собирать новых друзей, словно букет цветов.

Она будет пить чай с женой викария, справлять именины, научится сбивать масло и заготавливать на зиму фрукты. Ее влекла тихая и заурядная жизнь, возможность наслаждаться бесценными мгновениями простого и ясного существования на земле. Грейс мечтала так глубоко пустить корни в беркширской почве, чтобы стать неотличимой от местной флоры. Но вместо этого она была приговорена находиться в фальшивом и холодном обществе, которое не могло оценить ни ее талантов, ни добрых свойств ее характера. И где ей придется провести остаток дней, если она хочет когда-нибудь стать нужной Диккану.

В ее сердце появилась очередная трещина, и она чувствовала, как оно кровоточит.

Продолжая улыбаться, она ответила:

— Конечно же, нет.

Скоро ее ожидал и второй удар. Человек, следивший за ней, вернулся. Нет, она не часто видела его, к тому же теперь это были чаще всего разные люди. Но Грейс выросла в среде, где неплохо разбирались в вопросах тактики и стратегии, и она быстро раскусила этот маневр, хотя следившие за ней люди были в гражданской одежде, а не в зеленых мундирах стрелка.

— Ты заметил человека, который скрывался за домом? — спросила она у Харпера, когда они отправились на прогулку верхом.

Но сейчас никого там не было. Коварный шпик умудрялся исчезнуть, как только появлялся свидетель, а по возвращении улыбался. Все это начало беспокоить Грейс, выбивать ее из колеи. Она старалась держаться, но чем больше расспрашивала других людей, тем чаще они смотрели на нее так, словно она была сумасшедшей. Она пыталась побороть возрастающее желание оглянуться, но каких терзаний это стоило.

Леди Каслрей тоже не видела этого человека. Ее отвлекли новости, которые она пришла сообщить.

— Дорогая, до меня дошли слухи, что ты ухаживаешь за пациентами в военном госпитале, — сказала она за чаем в новой Голубой гостиной Грейс. — Конечно, в денежных пожертвованиях нет ничего дурного, но мне говорили, что ты слишком заботишься о простолюдинах, а это способно испугать и привести в смятение любую благовоспитанную даму. Так не поступают, Грейс.

Грейс помолчала, держа в руках чайник.

— Я делаю то же, что делала всегда на полуострове.

— Но теперь ты замужем за молодым дипломатом, — возразила проницательная дама. — Возможно, у него еще пока нет большого влияния, но все впереди. Ты ведь не хочешь лишить его возможности сделать хорошую карьеру?

И на следующий день Грейс пришлось сообщить сестре-хозяйке, что вместо заботы о раненых солдатах она вынуждена будет сидеть в своих бледно-голубых комнатах и пить чай с дамами, которые ее терпеть не могут.

Именно там четыре дня спустя ее нашла мать Диккана, чтобы нанести самый страшный удар. Ворвавшись в комнату, как зимняя буря, леди Ивлин не стала ждать, пока Грейс прикажет принести чай, и с порога набросилась на нее.

— Знаю, вы не можете стать другой, если вспомнить, кем была ваша мать, — произнесла она невероятно высокомерным тоном, усаживаясь на кремовом диване, — но я не желаю, чтобы имя Хиллиарда стало притчей во языцех.

Грейс почувствовала, как в ее душе поднимается волна гнева.

— Я уже перестала ходить в военный госпиталь, если вы об этом.

Леди Ивлин нетерпеливо фыркнула:

— Меня не интересуют ваши нелепые увлечения. Я говорю о ваших любовных интрижках. Даже ваша мать не выставляла напоказ свои любовные связи, когда была замужем.

Грейс была сбита с толку.

— О чем вы?

Но ей пришлось ждать ответа. В этот момент в комнате появился ее новый дворецкий с чаем. Грейс увидела, как презрительно изогнулись губы леди Ивлин, когда Робертс, хромая, вошел в комнату, чуть склонив голову, чтобы лучше видеть единственным глазом.

Грейс оставалось лишь сдерживаться, чтобы не высказать женщине все, что она о ней думает. Она особенно гордилась Робертсом. Три недели назад он был одним из ее пациентов наравне с двумя другими слугами. Один из конюхов потерял руку в сражении при Вимейро, а садовник лишился ноги на линейном корабле. И мать Диккана имела наглость посчитать их отвратительными?

— Что ж, кажется, я понимаю, почему Диккан предпочитает не проводить время дома, — заметила леди Ивлин, как только за Робертсом закрылась дверь. — Как вы могли нанять это существо?

— Не знаю, — сухо ответила Грейс. — Возможно, христианское милосердие.

Вид у матери Диккана стал еще надменнее, глаза заблестели.

— Вы о чем-то говорили, когда вошел Робертс, — сухо заметила Грейс, чтобы не отвечать на очередной выпад. — Продолжайте.

Леди Ивлин потянулась к чашке.

— Я говорила о вашем поведении. Неужели вы думали, что свет спокойно воспримет ваши ежедневные прогулки с мужчиной, который не является вашим мужем? — На ее лице появилась гримаса отвращения. — Даже вкуса у вас нет. Он весь в шрамах. Но после того как я увидела вот это… — Она махнула рукой в сторону закрытой двери. — Меня уже ничто не удивляет.