Грейс пристально взглянула на нее.

— Но ты ведь герцогиня. Он не может заставить тебя уехать.

— Думаю, может, — беспечно ответила Кейт. — В конце концов, он герцог и глава моей семьи.

Грейс не знала, что и подумать. Если уж судьба Кейт висела в этом обществе на волоске, а она ведь была герцогиней, то какой шанс может быть у дочери солдата?

— Но Диккан ведь тебя защитит? — инстинктивно спросила Грейс.

Кейт улыбнулась:

— Конечно, он постарается. Правда, Диккан?

— Да, — раздался голос Диккана за спиной у Грейс. — А о чем речь?

Грейс показалось, будто из ее легких выкачали весь воздух. Как она могла не почувствовать его приближения? Он стоял позади, от него исходил жар, как от пылающей печи, и по телу Грейс пробежала восхитительная дрожь.

Кейт рассмеялась:

— Не дать моей семье утащить меня в цепях в темную башню.

Диккан вздрогнул.

— Полагаю, мы снова удостоились знаменитого свирепого взгляда членов семейства Хиллиардов.

— Боюсь, все намного хуже, — спокойно заверила его Кейт. — Думаю, твоя мать только что заметила аквамарины.

Даже не взглянув в сторону матери, Диккан повернулся к Грейс:

— Эти камни созданы для тебя, дорогая. Помни об этом.

Как он красив, подумала она, глядя на него. Парадный костюм идеально сидел на нем, словно его отлили прямо по фигуре, его дополняли хрустящая льняная рубашка и элегантный зеленовато-голубой жилет с фигурными полами. Биддл пытался пригладить его пышные черные кудри, но Диккан, видимо, уже успел провести по ним рукой, потому что они снова рассыпались по воротнику. Его лицо было чисто выбрито, угловатые линии поражали своей гармонией, губы были мягкими и подвижными.

А его глаза… Пепельно-серые, с голубым ободком. Такие глаза должны были быть у знаменитого психолога Месмера, проводившего свои эксперименты. Тогда он мог бы заставить людей делать все, что угодно.

— Я лишил тебя дара речи, моя Грейс? — спросил он, лениво улыбаясь. — Так тебе понравились мои маленькие побрякушки?

Грейс с трудом сдержала дрожь волнения от прикосновения Диккана.

— Ты сам прекрасно знаешь. Они великолепны. Благодарю тебя и твою прабабушку.

— Не забудь мою мать, потому что она выпустила их из рук прежде, чем мне пришлось бы причинить ей вред.

Возможно, подумала Грейс, именно поэтому старая ведьма стала угрожать ей. Ожерелье. Спасет ли оно, как заветный амулет от грозящих опасностей? К несчастью, оно не могло сделать угрозы матери Диккана менее серьезными. Или вернуть Эпону. Или помочь защитить Грейс от катастрофы два часа спустя, когда она вынуждена была слушать, как ее сосед, поедая черепаховый суп, рассуждает о «недостойных» бедняках.

Барон Хейл был низкорослым человеком лет пятидесяти, похожим на лягушку, — с выпученными глазами, мясистым лицом и рыхлым телом, от которого исходил слабый запах сточной канавы. Грейс было трудно получать удовольствие от подаваемых блюд, сидя так близко от него. Ситуация стала невыносимой, когда он принялся рассуждать о необходимости положить конец растущим в стране беспорядкам.

Пока речь шла о хлебных законах и луддитах, Грейс еще могла сдерживаться. Некогда барон обратил свой гнев на вернувшихся с войны солдат, она поняла, что ее терпение не безгранично.

— Молодец Сидмаут, — заметил барон, отправляя в рот зеленый горошек. — Знает, как сдерживать чернь. Если бы ему только удалось как-то справиться с этими солдатами, наводнившими улицы.

Грейс пыталась сохранять спокойствие.

— Но им некуда идти.

— Ну почему же? Им следует честно трудиться, а не шляться по улицам, клянчить милостыню или грабить достойных людей.

— Они честно трудились, сэр. А мы им не заплатили.

Барон раздраженно запыхтел:

— Не говорите глупостей. Они получили то, что заслужили. Правительство не может тратить деньги на каждого солдата, жалующегося на свою судьбу. Я бы посоветовал им наконец-то заняться делом, как все мы.

— Прекрасно, — ответила Грейс, не в силах сдержаться. — Вчера я встретила солдата без рук. Какую работу вы можете ему дать?

Хейл закипел от гнева:

— Мадам, вам не следует говорить о вещах, в которых вы ничего не смыслите! Даже Веллингтон называл этих людей отбросами. Они не заслуживают лучшего.

— Нет, сэр, это вы ничего не смыслите. Эти отбросы участвовали в кровавой битве у Ватерлоо, чтобы не дать Наполеону постучать в вашу дверь, а когда вернулись домой, никому не было до них дела. Последние десять лет они сражались за вас. А что вы за это время сделали для Англии?

Грейс не заметила, как повысила голос. Не видела, как сидящие вокруг побледнели от ужаса. Но зато увидела ярость, исказившую отечное лицо барона Хейла.

— Как вы смеете, мадам? Что вы можете знать?

Наконец-то ей удалось привлечь его внимание. Грейс уже собиралась сказать ему, что именно она знала, когда почувствовала на плече руку. Резко обернувшись, она увидела рядом Диккана, его лицо было напряжено, а глаза блестели.

— Боюсь, мне придется уйти пораньше, дорогая. Ты пойдешь со мной?

Грейс услышала, как в комнате зашикали. Увидела злобу на лицах аристократов. Леди Беа, сидевшая на дальнем конце стола, вздохнула:

— Святая Жанна.

Грейс чуть не рассмеялась: наверное, Беа имела в виду, что она только что отдала себя в руки инквизиции и будет сожжена на костре. Внезапно ей стало трудно дышать, сердце заколотилось, легкие начали гореть. Ей хотелось как следует выругать всех этих самодовольных людей, равнодушно проходивших мимо солдат, которых презирал барон Хейл. Когда-то они были гордыми, смелыми людьми, а теперь ослепли, лишились рук и ног, обезумели от грохота орудий и молили лишь о шансе на спасение. Как смели их осуждать эти паразиты?

Грейс потребовалась вся сила воли, чтобы спокойно подняться на ноги и сделать реверанс.

— Прошу прощения, лорд Хейл. Понимаете, мой отец был солдатом. Генералом в армии герцога. Кажется, я становлюсь очень эмоциональной, когда думаю о тех храбрых людях, которых он вел в бой и с которыми погиб.

Барон улыбнулся ей, словно десятилетнему ребенку:

— Конечно-конечно. Я всегда снисходительно отношусь к женской чувствительности. Но с этой минуты пусть вами руководит ваш муж. Хорошо, Хиллиард?

Диккан отвесил поклон:

— Конечно, милорд. Не беспокойтесь!

Грейс устремила ледяной взгляд на руку Диккана, лежавшую на ее руке. Он отпустил ее, и она вышла впереди него из комнаты, дрожа и ощутив внезапный холод. Она понимала, что ее вспышка могла угрожать его карьере.

Диккан вздохнул.