— Мы над этим работаем, — с уверенностью профессионального политика ответила Гаэтана, не сводя с меня взгляда. — Работы предстоит много, но перспективы нас радуют.

— Свободный мир без ведьм и инквизиторов? — уточнила я. В компанию к тесту пошел чистый крупный изюм — я все перемешала и стала аккуратно наполнять формы. Где-то на две трети — в духовке кексы начнут расти.

— Именно. Рада, что вы меня понимаете.

— И что вы предлагаете лично мне?

— Вы очень сильная ведьма, которая не осознает своей силы до конца, — улыбка Гаэтаны растворилась, словно ее и не было: теперь доктор Гварнери смотрела на меня проникновенно и строго. — Если вы примете участие в нашей работе, то это может сильно продвинуть нас вперед.

Вот именно. А может и не продвинуть.

— А если не приму?

Во взгляде Гаэтаны скользнула тень. Я отправила кексы в духовку — сорок минут, потом поставить остывать, потом наслаждаться нежным вкусом, упругостью и сладостью. От плиты было видно, что двери в столовую открылись, пропуская пациентов — люди шли так, словно их тянули за ниточки, все были погружены в свой внутренний мир, и, судя по их лицам, там было не очень-то сладко.

— Это полностью ваше решение. Я не могу настаивать или приказывать, — Гаэтана сделала паузу и добавила: — Но ваш курирующий инквизитор, господин Саброра, может.

— Энцо этого не сделает, — выдохнула я, чувствуя, как дрожат губы и кончик носа. Гаэтана понимающе вздохнула.

— Мы все против насилия, Эрна. Вы у друзей, у тех, кто не причинит вам вреда, — заверила она. — Я понимаю, что больничная обстановка сама по себе действует удручающе, но поверьте. Здесь никто не хочет вам плохого.

Санитары рассаживали больных — аккуратно, но достаточно твердо. Молодая женщина с потухшим взглядом рассматривала ложку так, словно впервые увидела ее, и меня пронзило жалостью. Чинция, должно быть, поверила, что ей тут помогут. Она станет нормальным человеком и вернется домой после того, как истечет срок ее заключения. А в итоге…

— Чинция говорила, что к ней применялись пытки, — отчеканила я, глядя в лицо Гаэтаны. — Чинция говорила, что ее мучили. Проводили операции без ее согласия. Это правда?

Мне хотелось надеяться, что неожиданный вопрос собьет Гаэтану с толку, и она скажет что-то, что даст мне зацепку. Но доктор Гварнери даже не изменилась в лице.

— Когда пациент буйствует, мы вынуждены надевать на него смирительную рубашку, — терпеливо, словно разговаривая с ребенком, ответила она. — Применяем контрастный душ. Видимо, это Чинция называла пытками. Что же до операции, то для нее были показания, и решение об этом было принято еще до того, как она попала сюда. У нее была опухоль мозга, которую запустили, потому что сначала головные боли принимали за повышенное давление.

«Как у Итана Хатчиссона», — подумала я. От духовки веяло теплом и запахом выпечки, и мне пронзительно захотелось уехать отсюда. Вернуться в Марнахен, войти в «Белую цаплю», начать готовить манговое суфле с питахайей…

— Ее никто не пытал потому, что она ведьма, — искренне сказала Гаэтана. — Ее не заставляли принимать участие в экспериментах. Поверьте, Эрна, это место не для пыток, а для исцеления.

Я подумала, что в «Убежище» все разыграно, как по нотам. Ко мне приставили женщину-врача — потому что женщины быстрее найдут общий язык и договорятся. Гаэтана предложила мне заняться тем, что я любила и знала — это успокоит, расслабит, сделает более сговорчивой. Где сейчас Энцо, что он делает?

— У вас уже есть механизм? Вы понимаете, как избавить ведьму от ведьмовства?

Гаэтана едва заметно улыбнулась — по лицу скользнула неуловимая тень.

— Небольшая операция, — ответила она. — Мы точно знаем, что вся проблема в опухоли гипофиза. Если ее устранить, то после определенной терапии ведьма станет обычным человеком. Подумайте, Эрна. Прислушайтесь к себе и спросите себя: разве вам этого не хочется?

«Хочется, — подумала я. — Мне хочется жить и не бояться, что моя жизнь оборвется в любую минуту. Мне хочется знать, что меня не будут пытать огнем и не бросят свиньям. Но слишком уж гладко вы стелете — как бы не пришлось жестко спать».

— Все это очень неожиданно, — сказала я. — Очень. Я должна подумать… и посоветоваться с господином Сабророй.

Улыбка Гаэтаны стала шире.

— Разумеется, Эрна. Думайте столько, сколько сочтете нужным, вас никто не торопит и не заставляет. Ваши кексы очень заманчиво пахнут… давайте устроим чаепитие во время тихого часа?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Когда я достала кексы из духовки, аккуратно переложила их на большое блюдо и оставила остывать, Гаэтана извинилась и отправилась по своим делам, а один из санитаров проводил меня в ту часть клиники, которая служила для размещения персонала и гостей. Светловолосый парень в синей форме оказался говорлив; когда я спросила, куда мы идем, он сообщил:

— Сказали устроить вас в гостевом. Там и ваш курирующий инквизитор. Уютно, красиво, должно вам понравиться. Когда проверки приезжают, там инспекторов селят. Все довольны.

Я напомнила себе, что я пока еще не пациент, не заключенная и не пленница, но тревога не утихала.

Я была в клетке. Ее не заперли, но я сомневалась, что мне позволят выйти.

— Много тут пациентов? — спросила я.

— Сорок два, — ответил санитар. — Пятеро буйных, но они под охраной, а остальные мирные. Можете ходить спокойно, куда захотите, они в своем мире живут.

Вот как интересно. Куда захочу.

— А операции часто проводят? — не отставала я и тотчас же добавила: — Доктор Гварнери мне говорила про них.

— Нет, не очень. В последний раз эту Чинцию Фальконе оперировали. Ну тут же не мясной рынок, тут не режут каждый день. Тут науку вперед двигают, вот так.

Я понимающе кивнула, а парень продолжал:

— Вот мы с сестрой близнецы. Я обычный родился, а она ведьма. Ух, натерпелись мы всей семьей! Она сейчас уехала, где-то на островах живет, а ведь разве плохо было бы: чик — и ты нормальный. И никто в тебя пальцем не тычет и грязь на голову не льет.

— Понимаю, — сдержанно сказала я. Послушать обитателей этого места, так в «Убежище» просто спасают человечество.