— Нужно любить тех, кто о тебе заботится!

— Я согласна. Знаешь, тебе стоит заранее подумать, чем ты будешь зарабатывать. Во-первых, есть куда уехать?

Фанни помолчала, потом сказала, глядя в сторону:

— Я хочу в Монровию. Там бабушкины сёстры.

— Ещё нужна профессия. Так уж здесь заведено, что состояние Монца целиком достаётся Хозяину или Хозяйке мурров, его нельзя распылять по белу свету. Конечно, тебе выделят финансовую помощь, но только на первых порах, на год-два. — Длит говорила мягко, проявляя заинтересованность, а не поучая.

— Думаете, деньги семьи меня остановят? Я вполне способна обеспечить себя сама, — буркнула Фанни.

— Чем, если не секрет?

— В цирк устроюсь. Силачом.

— А серьёзно?

— Могу работать официанткой, делов-то…

— Тяжёлая и неблагодарная работа. Всю смену на ногах, с полными подносами.

— У меня сильные руки.

— Тогда, наверное, тебе следует знать, что в дешёвых заведениях платят мало, а в дорогих требуются хорошо обученные специалисты.

— Закончу курсы.

— Но ты готова обслуживать других? Каждый день сталкиваться с хамством, с пренебрежением? Это может стать проблемой для чувствительной девушки с амбициями. А может, лучше найти другое применение своим способностям? И с пользой провести семь лет, что остались до твоего совершеннолетия?

Слишком много новой и важной информации… Фанни была озадачена.

— Давай, если не возражаешь, — сказала Длит, — поговорим об этом позже, а сейчас обсудим другое. Я знаю, история с инспектором Слежем тебя чему-то научила. Но иногда трудно противостоять соблазнам. Если у девочки-подростка появилась тайна, она может быть опасна.

Сердце у Фанни ёкнуло. Сразу зачесалось под мышкой, где была спрятана эта вещь. Неужели Длит узнала? Но как?!

— Кажется, пора обедать, скоро ударят в гонг, — быстрее, чем следовало бы, сказала Фанни.

Длит не обманула эта уловка. Что-то назревало, какое-то электричество копилось в воздухе и грозило взрывом.

— Фанни, я хочу, чтобы ты сию минуту избавилась от опасных предметов, которые постоянно носишь с собой.

— Опасные предметы! — воскликнула Фанни довольно фальшиво. — Почему-то мне не кажутся опасными записки от мальчика, который мне нравится!

Длит нахмурилась.

— С твоей памятью, ты легко могла бы держать все тексты в голове.

— Но держать послание от дорогого человека в руках, а не в голове, — лучше! Это настоящее счастье! — Звучало убедительно, и она сама поверила бы, что у неё под мышкой любовные записки, но внутренний голос твердил: врушка, врушка…

Взрыв случился, только не такой, какого опасалась Фанни. Её слова сразили Длит, железную Длит, до слёз затронули что-то глубоко личное. С трудом сдерживая рыдания, она развернулась и быстрым шагом вышла из библиотеки. Фанни в остолбенении смотрела ей вслед.

…Через несколько минут она постучалась в комнату, расположенную на первом этаже. Никто не ответил. Девушка осторожно толкнула дверь, заглянула в комнату. Яркое солнце, пронзая ажурные занавеси, разрисовывало стены узорами. Плащ был брошен на пол, ловисса неподвижно лежала на узкой кровати, застеленной покрывалом, — отвернувшись к стене и зарывшись лицом в подушку.

Толстый ковёр на полу гасил звуки шагов. Фанни подошла к рабочему столу у окна; здесь аккуратной стопкой лежали несколько книг, папки с бумагами, стояла вазочка с тюльпанами. Она положила на стол свёрнутый в несколько раз пакетик из плёнки.

Длит отняла от лица полотенце и не оборачиваясь позвала:

— Фанни…

Фанни вздрогнула.

— У вас что, глаза на затылке?

— Я узнала твои духи. А мальчик у тебя есть?

— Есть, — ответила Фанни. — Но он об этом не знает.

Она вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

4

Бдительный Барри Строжар, которого Фанни с детства называла дедушкой, занимал особое место в кухонной иерархии. Можно сказать, он находился на самой её вершине, потому что помнил наизусть сотни рецептов, любил и умел готовить так, как не умела невероятно одарённая в кулинарии Виктория. Страстно мечтая освоить все тонкости приготовления старинных блюд, повариха, с её-то крутым нравом, безропотно следовала советам Барри. Она жалела его, опекала и всегда защищала, что бы он ни натворил.

В дальнем конце кухни, в огороженном уголке стоял на резных кошачьих лапах высокий буфет из чёрного дерева. За мутными стёклами хранились на полках сотни ёмкостей со специями и лекарственными травами — главное богатство старика. В битком набитом буфете Барри легко находил нужную банку, пакетик из фольги или хрустальный графинчик с притёртой пробкой. До верхних полок он еле-еле дотягивался с дубового табурета-лестницы. Мартон для безопасности приделал к табурету перильца, а для мобильности — колёсики со стопором, и получил в подарок роскошную смесь для мясных блюд.

На вертикальных сетчатых рамах по бокам от буфета сушились подвешенные пучки трав, привозимых из долины и самых разных уголков света. Уважая кулинарный фанатизм своего преданного слуги, Айлин благосклонно поощряла эту статью кухонных расходов.

Натрудив ноги беготнёй по дому, Барри с кряхтеньем садился за столик в своем уголке, благоухающем молотым перцем, корицей, базиликом, мятой и ещё тысячью специй, и с выражением абсолютного счастья на лице растирал ингредиенты в мраморной ступке, составляя пряные смеси по своим рецептам при помощи старинных весов на манер аптекарских. Это было его личное пространство, его рай, в который другие не смели вторгаться. Но теперь Фанни только и вынашивала планы вторжения.

Прошла неделя после визита к Марьяне. Готовясь к нему, Фанни заранее подготовила нужные слова и позаботилась о подарках. На деле всё оказалось сложнее и мучительнее, чем она себе представляла, — она ещё никогда не сталкивалась с таким исступленным выражением горя. Марьяна, в кое-как запахнутом халате, растрёпанная, сидела за столом в компании подруги, которая щедро подливала ей вина и пила сама. Увидев гостей, Марьяна бросилась к ним с жалобными криками. Тягостным стенаниям не было конца. Фанни ревела, Айлин сидела не шелохнувшись, без кровинки в лице, и не могла завершить ни одной начатой фразы, прерываемая взрывами отчаяния матери, потерявшей ребёнка. До самого дома Айлин и Фанни не проронили ни слова. Уже поднимаясь по лестнице, Фанни сказала сдавленным голосом:

— Бабушка… — Она была опустошена.

Айлин поняла с полуслова и крепко сжала её руку.

— Горе может быть очень разрушительным, дорогая. Для всех. Но мы уехали, а она осталась с ним один на один.

Той же ночью, без сна ворочаясь в постели, Фанни решила, что, если полиция бессильна, она сама найдёт ребёнка и вернёт улыбку на заплаканное лицо Марьяны. По крайней мере, один из реальных способов осуществить задуманное ей доступен…

Крестики на плане, увиденном в бабушкином кабинете, постоянно стояли у неё перед глазами, и после короткой внутренней борьбы она украдкой исследовала тайники — за картинами в парадном зале, за панелями и под половицами