Так что по большому счету Элизабет надеется, что Дуглас мертв. Не в обиду ему, но она предпочла бы мертвого вора живому убийце.

В микроавтобусе все места заняты. Шофер Карлито свесил за окошко руку с сигаретой. Здесь никто не возражает против курения. А Карлито в качестве ответной любезности не требует непременно пристегиваться. Все как в семидесятые: хотите вы умереть от рака легких или в автомобильной аварии – это ваше дело.

Джойс помалкивает, что на нее непохоже. Это выбивает из колеи.

Сперва Элизабет решила, что это из-за Поппи. Джойс с Поппи сошлись, это очевидно. Или из-за Шивон? Тяжело находиться рядом с материнским горем.

Но вскоре Элизабет вспоминает, что в прошлый раз вместе с ними в этом микроавтобусе ехал Бернард. На заднем сиденье, как раз перед тем, как они с Джойс сблизились. Джойс тоскует по нему, хотя никогда не вспоминает вслух. Так же, как обе никогда не обсуждают Стефана и Пенни. А о чем, собственно, они с Джойс говорят? За окнами автобуса сменяются английские пейзажи.

– О чем мы с тобой разговариваем, Джойс? – спрашивает Элизабет.

Джойс вспоминает:

– Большей частью об убийствах, да? С тех пор, как познакомились.

– Пожалуй, что так, – кивает Элизабет. – А о чем мы станем говорить, когда убийств не будет?

– Ну, что-нибудь придумаем.

Джойс снова смотрит в окно. Элизабет не нравится видеть подругу несчастной. О чем говорят в таких случаях нормальные люди? Ничего в голову не приходит.

– Хочешь, поговорим о Бернарде?

Джойс поворачивается к ней и слабо улыбается:

– Нет, спасибо.

Она опять отворачивается к окну, но кладет ладонь на руку Элизабет.

– Хочешь, поговорим о Стефане? – предлагает Джойс.

– Нет, спасибо, – отвечает Элизабет.

Джойс сжимает ее руку и не убирает свою. Элизабет опускает глаза на браслетик дружбы. Весьма уродливое изделие, но для нее оно много значит. В жизни Элизабет были одноклассники, родственники, преподаватели, коллеги, мужья. С друзьями все обстояло сложнее. Чего хотят от тебя друзья? Чего ждут? Ее блестящий ум не находит ответов.

Вчера ночью они засиделись со Стефаном до четырех утра; он хвастался какими-то горными восхождениями молодости. Она тогда придумала еще более высокие горы, на которые забиралась «без помощи шерпов, милый», а он следом поднял ставку и взобрался уже на Эверест без шерпов и без кислорода, она же затащила на Эверест рояль, и оба захихикали. Это, конечно, любовь, но и дружба тоже. Стефан – первый из ее знакомых, который отказался принимать ее всерьез.

Джойс не принимает ее всерьез. И Ибрагим не принимает. И уж конечно, Рон.

Они ее уважают, рассуждает Элизабет, они знают, что на нее можно положиться, они о ней заботятся… – ее пробирает дрожь, – но всерьез не принимают. Как знать, может, в том и состоит весь секрет?

Кстати, если уж она об этом задумалась, Крис и Донна ее тоже всерьез не принимают. Сначала Стефан, потом Клуб убийств по четвергам, теперь Крис и Донна? Откуда такой вал народа, не ведущегося на ее непринужденный блеск и бьющую в глаза компетентность?

Конечно, она знает ответ. Познакомившись со Стефаном, она сама стала менее серьезно относиться к себе. И тогда словно открылась дверь, в которую входят настоящие друзья. И они вошли. Она в ответ пожимает руку Джойс.

– Знаешь, я хотела бы поговорить о Стефане. Просто пока не знаю как.

Джойс поворачивается и улыбается своей подруге:

– Ну, у меня всегда чайник на плите.

Микроавтобус останавливается перед «Риманом», и все собирают вещи. Карлито разворачивается лицом к салону:

– Жду вас через три часа. Не воруйте жвачку в магазинах и не рисуйте на стенах.

Элизабет, поднявшись, подталкивает Джойс к выходу. Та, выходя, шепчет ей:

– Пока не заговорили о нынешнем муже, проверим, умер ли бывший.

– Да, давай проверим, – соглашается Элизабет.

Вот для чего нужны друзья.

От «Римана» до вокзала – десять минут пешком в сторону набережной. Здесь магазины редеют, и Файрхэвен выглядит попроще. Улица идет мимо гаражей, туда-сюда снуют подростки на велосипедах. Файрхэвен уже тронула осень, он готовится к зиме: нет приезжих, нет туристов, всем приходится зарабатывать на чем-то другом. Элизабет уверена: если открыть все запертые гаражи, там найдется на что посмотреть.

Рассказывать ли Сью Рирдон о письме? Конечно, надо бы рассказать, это глупый вопрос, но Элизабет хочет сама открыть ячейку. Сью должна понять. А если не поймет, еще будет время об этом подумать. Элизабет подозревает, что Сью не станет так уж ворчать, если ей вручат мешочек с алмазами.

На подходе к вокзалу они проходят «Ле пон нуар», бывший «Блэкбридж». О «Блэкбрижде» им немало рассказывал сын Рона Джейсон. Давненько они не видели Джейсона. Он встречается с дочкой Гордона Плейфейра, Карен, и, по слухам, вполне счастлив. Чем больше любви, тем лучше, полагает в последнее время Элизабет.

Они подходят к Файрхэвенскому вокзалу. Здесь все так, как описывала Джойс. Утренний наплыв пассажиров схлынул, но и сейчас довольно оживленно. У всех свои дела. Студенты с рюкзачками ищут нужную платформу, мужчины в костюмах бегут на пересадку, дошкольники в колясках плачут, выпрашивая сладости.

А старая дурная шпионка с подругой, переводя взгляды с одного станционного указателя на другой, ищут украденные у нью-йоркской мафии алмазы стоимостью в двадцать миллионов фунтов.

Элизабет наконец обнаруживает стрелку «камера хранения».

Рон сидит на заднем сиденье такси рядом с внуком Кендриком. Он всегда вызывает одного и того же таксиста, Марка, потому что Марк болеет за «Вест Хэм», а на заднем стекле у него прилеплен стикер «Голосуй за лейбористов».

Рон только что подхватил Кендрика на станции. Дочь Сьюзен, не задерживаясь, поехала дальше, в Гатвик. Рон успел спросить, как дела, но она только ответила: «За меня не волнуйся», прежде чем поезд тронулся, и им с Кендриком осталось лишь помахать вслед.

Кендрик обнимает свой рюкзачок и вертит головой во все стороны, восхищаясь каждым домом, дорожным знаком, деревом.

– Дедушка, магазин! – кричит он.

Рон смотрит.

– И правда магазин, Кенни.

– Зови меня Кендрик, дедушка, – просит Кендрик.

– Всегда же звал Кенни, – возражает Рон. – Так короче.

– Ничего не короче, дедушка.

– Нет, короче.

– Правда ведь, нет? – обращается к Марку Кендрик, выдвигаясь вперед и натягивая ремень безопасности.

– Не мое дело, – отвечает таксист, – но боюсь, Рон, слогов и вправду столько же.