– Он научился играть на скрипке в тюремной камере, – заявил Макс. – Если вы сосредоточитесь на мелодии, то сможете его увидеть. Его звали Далибор из Козоед, его бросили в тюрьму за то, что чересчур нежничал с крестьянами. Он одет в оранжевую блузу, но вам надо ориентироваться на скрипку. Именно так я обычно его узнаю и понимаю, что попал в тысяча четыреста девяносто восьмой год, поскольку именно тогда его и казнили. Я всегда его вижу, когда оказываюсь здесь. Ну как, получается?

– Я пытаюсь, но постоянно застреваю на парочке, которая трахается, как кролики, на заднем сиденье черной «Лады», – ответила Сара. – Прямо порнофильм семидесятых!.. Вау! Однако у парня, гхм… настоящий талант!

Сара с Максом стояли перед залитой лунным светом башней Далиборка, громоздившейся над Оленьим рвом. Действие снадобья почти закончилось, но у Сары еще случались краткие моменты вторжения иной реальности. Они бродили по территории Града, где не было ни души, во всяком случае, в настоящем времени. Макс пытался научить ее обострять восприятие, не допуская перегрузки, но Сара по-прежнему начинала задыхаться каждый раз, когда наваливалось множество слоев интенсивной человеческой деятельности. Она попыталась заглянуть в окна черной «Лады», но так и не смогла различить лиц тех, кто находился внутри.

А затем, вместе с легким ветерком, зашелестевшим конфетными обертками на булыжной мостовой, Сара обнаружила, что таращится на пустую улицу.

– Конец, – сообщила она.

Это могло показаться нелепым, но Сара не чувствовала облегчения. Последние два часа были самыми кошмарными в ее жизни. Она очнулась на руках у Макса, лепеча и повторяя «все сразу, все сразу»… Сюзи чуть не свихнулась от беспокойства, но Макс убедил ее, что Саре не нужны доктора, а требуется один стакан воды и таблетка аспирина.

– Не пойму, что вы ей дали, но у Сары явный передоз, – проворчала Сюзи.

Макс нахмурился и заявил, что рассчитывает на ее сдержанность. Сюзи кивнула. Сара подумала, что японка выглядит напуганной, но была ли причиной властность в голосе Макса или все остальное, было трудно сказать.

Когда Сара поднялась и смогла без посторонней помощи ходить и разговаривать, Макс вывел ее из дворца, чтобы она подышала свежим воздухом. Сюзи отправилась спать, бормоча себе под нос, что будет молчать, но завтра ей потребуются логические объяснения.

Сара с Максом бродили по территории Града, иногда на Сару вновь накатывало. Макс был похож на мальчишку: он возбужденно таскал ее за руку, желая показать Саре «все сразу», включая прабабку в десятом колене по имени Поликсена, Тихо Браге и Франца Кафку. Поликсена давала суровый отпор протестантам, когда те пришли искать выброшенных ими из окна наместников католического императора, Тихо Браге любовался небом с крыши дворца, а снедаемый депрессией Кафка был погружен в бухгалтерские книги на Златой уличке.

– Вы мой экскурсовод в прошлое, – смеялась Сара. – Давайте проверим Манеж! Я попытаюсь понаблюдать за львом, которого держал Рудольф Второй.

Саре ужасно хотелось хоть глазком взглянуть на местных знаменитостей и достославные (и не очень) пражские события, но тут-то и намечалась главная проблема подобных путешествий. Суть заключалась в том, что за тысячу лет в каждом отдельно взятом месте множество личностей успело пережить мгновения не только сильной радости и желания, но также и страх, и боль, и унижение… В общем, было чрезвычайно трудно отсеять среди них нужные энергетические потоки. Сара вспоминала, как еще девчонкой приходила к маме на работу в особняк в Бикон-Хилле. Прачечная располагалась в громадном подвале, где на рядах длинных веревок сушилось по тридцать комплектов белья. Саре нравилось закрыть глаза и бегать сквозь них, чтобы влажные простыни хлопали ее по лицу. Мама ругалась, что она все перепачкает, но Сара не обращала внимания на ее крики… Теперь проходить сквозь слои с такой легкостью уже не получалось.

– Который час? – спросила она. – Я совсем вымоталась.

– Начало четвертого, – ответил Макс. – Нам пора по кроватям.

На что это он намекает? Дело в том, что когда обостряются ВСЕ твои чувства, то… ну, этого более чем достаточно. Одного запаха Макса хватало, чтобы вызвать у нее галлюцинации.

Поэтому она решительно поволокла Макса к статуе святого Георгия, возвышающейся во дворе между Старым дворцом и собором святого Вита. Облаченный в доспехи святой чернильно поблескивал в лунном сиянии. Сара уже не могла созерцать творящуюся вокруг нее историю, но воздух до сих пор казался наэлектризованным. Несмотря на ночную прохладу, ее кожа была горячей, словно она целый день жарилась на пляже.

Она знала, что завтра утром пристанет к Максу с сотней вопросов: почему он не предупредил ее о действии снадобья, что это было за вещество, кто его изобрел, кому о нем известно, что он сам видел под его воздействием и так далее. Но сейчас ей хотелось только чувствовать его прикосновения, ощущать его всей своей кожей.

Сара уставилась на святого Георгия. Стройный и почти женственный, он взирал на нее с высоты с гневным видом – копье пронзало раскрытую пасть крылатого дракона размером с крокодила, а благовоспитанный конь как-то подозрительно косился на Сару. Казалось, оба – и всадник, и конь – хотели сказать ей о том, что жизнь коротка и скоро она тоже превратится в призрака, витающего над пражским дворцом… Но это лишь в том случае, если Сара действительно по-настоящему проживет свою жизнь – иначе от нее не останется никакого следа. Бессмертия достигают лишь страстные натуры, теперь это стало для нее очевидно. Если ты дрался, трахался, вопил, хохотал и каким-либо образом интенсивно проживал свои годы, в хорошем или плохом смысле, ты можешь сохранить о себе память. Ну а те, кто предпочитает благовоспитанное, умеренное прозябание, – такие пропадают безвозвратно.

Сара крутанулась и притянула к себе Макса, одновременно ища руками ремень его брюк, а губами – его рот. Его руки моментально оказались у нее под рубашкой; они отчаянно набросились друг на друга, в спешке срывая с себя одежду. Позже Сара могла вспомнить отдельные обрывки того, что происходило – вот она на коленях у Макса, он глубоко внутри нее, его спина прижата к пьедесталу статуи, а ступни ее ног уперлись в холодную бронзу… Вот она стонет от наслаждения прямо в морду пронзаемого копьем дракона, а лицо Макса скрыто между ее бедер… Вот он стоит и держит ее вверх ногами, уйдя в нее всей головой, в то время как она пытается проглотить его внизу… (Интересно, подумала она, а такое вообще возможно?)

Но в одном Сара уже не сомневалась – загадочным любовником в туалете оказался Макс.

То был лучший секс в ее жизни – а этим сказано немало. Сара относилась к хорошему сексу примерно так же, как святой Георгий к убиению драконов: возможно, он не являлся неким краеугольным камнем, но если подворачивался случай, Сара отдавалась этому занятию с истинной страстью. Хотя даже во время самого великолепного секса ее ум нарушал сосредоточенность плоти. А сейчас все было по-другому – ее мозг отключился, вероятно, истощенный недавними событиями, и Сара полностью погрузилась в процесс. Теперь каждая ее клеточка самозабвенно предавалась наслаждению. Когда Сара почувствовала, что оргазм на подходе, она заранее знала, что он взорвется во всех нервных окончаниях ее тела.