У нее были очень белая кожа и нежные губы. Игорь испугался, что оставил на губах синяки, когда от нее оторвался.

Синяки не проступили, он оказался не очень грубым.

* * *

Проснулся Иван с тоскливым предчувствием, что правды о смерти Егора никогда не узнает: версия, упорно выстраивающаяся в голове, ошибочная, он только напрасно теряет время.

Еще накануне казалось, что решение где-то рядом, нужно только еще немного над ним поработать, сейчас вчерашняя версия виделась примитивной, такой, о которой даже рассказать стыдно.

Анастасии никто не ломал машину, это обязательно стало бы известно. Ее никто не подрезал на дороге, Иван верил мужикам, с которыми разговаривал на месте аварии.

Егора убили по какой-то другой, не связанной с Анастасией, причине.

Черт… Соня уверена, что вино принесла девушка.

От предчувствия неудачи Иван злился.

– Не в духе? – угадала Соня.

– Не в духе, – мрачно подтвердил Иван, злясь даже на то, что жена видит его насквозь.

Если бы не видела, злился бы еще больше.

Он принялся просматривать новости. Ничего особо знаменательного не произошло, но и того, что стало привычным, хватало. Доходы населения падают, цены растут. Экономическая ситуация не обнадеживала, политическая и вовсе удручала.

Иван стал думать, как построит очередной стрим. Повторяться не хотелось, а новых идей не было.

Он давно был уверен, что ничего нового предлагать не надо. Человечество все уже придумало. Там, где власть сменяема и открыта для критики, народ живет хорошо. Там, где диктатура и сплочение против внешнего врага, люди живут в нищете и бесправии.

Примеров этому столько, что перечислять замучаешься.

Об этом и буду говорить, решил Иван.

У Сони зазвонил телефон. Она вышла в другую комнату, чтобы не мешать Ивану.

Иван прислушался.

– Ничего нового… – говорила Соня. – Иван считает…

Что он считает, Иван не расслышал.

– Кто звонил? – спросил он жену, когда она вернулась.

– Стася.

Иван принялся накидывать план стрима.

Егор и Станислава казались счастливой парой. Станислава однажды поехала туда, куда не надо было, и счастливой пары не стало.

И Анастасии не стало, когда она поехала куда-то на ночь глядя.

Теперь телефон зазвонил у него. Иван из комнаты выходить не стал, ответил журналисту и приятелю Соколову, немного отъехав в кресле от стола.

– Ты обещал позвонить, если узнаешь что-то про Бережкову, – упрекнул Влад. – Почему молчишь?

– Потому что ничего не выяснил.

– Ни за что не поверю! – засмеялся Влад. – Что-нибудь наверняка выяснил. Колись!

– Ей-богу, Влад. Нечего рассказать.

– А про своего приятеля художника? Про него что-нибудь выяснил?

– Нет.

– Врешь?

– Не вру.

Сыщик из Ивана получился плохой. Надо это признать и заниматься тем, что он умеет делать. Политической аналитикой.

– Ладно, поверю, – усмехнулся Влад. – А у меня для тебя сюрприз.

– Хороший, надеюсь?

– Это сам решишь. Есть такая девушка, Машенька Пешкина. Слыхал про такую?

– Мелькала фамилия.

– У нее, конечно, подписчиков не как у тебя, но тоже немало. Известный блогер. Она иногда с почтенными агентствами сотрудничает.

– Влад, не тяни, – попросил Иван.

– Машка хочет с тобой встретиться.

– Зачем?

– Она подружка Бережковой. Уверяет, что близкая.

– Спасибо, Влад, – искренне поблагодарил Иван. – Сбрось мне ее телефон.

В том, что Машенька Пешкина является для него сюрпризом, Иван сомневался. Сомневался и в том, что блогерша Машенька была близкой подружкой Бережковой. Скорее всего, сама хочет что-нибудь выяснить.

Но поговорить с ней стоило, и он набрал номер, который эсэмэской прислал Влад.

* * *

Жить так словно с Егором ничего не произошло, и получалось, и нет.

Получалось, потому что рядом с Марком Стасе было так же хорошо, как и раньше, до того, как Ира ей позвонила и рыдала в трубку. Марк был прежним, веселым и смешливым, и Стася знала, что он ее очень любит.

А не получалось, потому что все портила еле заметная мысль, что счастье это не настоящее, ущербное, и полным оно станет, только когда убийца Егора будет найден, и им окажется чужой, посторонний, незнакомый человек.

Стася старалась отогнать нехорошую мысль. Иногда это удавалось, иногда нет.

Сегодня нехорошая мысль особенно мешала, и Стася позвонила Соне, едва проводив Марка.

Подруга ничем не порадовала. Сказала, что Иван справлялся у знакомых оперов, как идет расследование. Никто по подозрению в убийстве пока не задержан. Скорее всего, его и не было, подозреваемого.

Сам Иван тоже пытался вычислить убийцу, но Соня отчего-то к его попыткам относилась скептически.

– Скорее бы нашли убийцу, – помечтала Стася. – Мне эта неясность мешает жить.

– Понимаю, – посочувствовала Соня.

«Едва ли», – чуть не ответила ей Стася. Она сама себя не понимала.

Стася включила компьютер, постояла около него и решительно выключила. Быстро оделась и опять поехала в бывшую Егорову квартиру.

На улице было пасмурно, и в квартире царил полумрак, но она не стала включать свет. Прошлась по комнатам, постояла у окна в кухне.

– Я на тебя долго злилась, – тихо сказала вслух Стася.

Наверное, у нее приступ шизофрении.

– Ты передо мной очень виноват, но я тебя простила.

У нее точно приступ шизофрении. От произнесенных слов стало легче.

Она заглянула в комнату, которую Егор после того, как она отсюда ушла, превратил в студию. При Стасе он в квартире старался не работать, не хотел, чтобы она дышала красками и растворителем.

А вот стол был завален так же, как при ней. У Егора было патологическое умение устраивать беспорядок.

Странно, но это когда-то ей в нем даже нравилось. Она ворчала и старалась сложить его рисунки стопкой, а Егор снисходительно на это посматривал.

Ей тогда все в нем нравилось.

Марк беспорядка не выносит и складывает аккуратной стопкой брошенные Стасей принтерные листы. То есть листы Стася не бросала, просто она их складывала не так аккуратно, как нравилось Марку. Когда он проделал это в первый раз, Стася отметила, что он напоминает ей ее саму. Ту Стасю, которая когда-то любила Егора.