Хотелось есть, сосало под ложечкой, бурчал недовольно желудок, требуя еды. Час шел за часом.

Федор беспокоиться стал – не уснул ли боец в своем укрытии? Вдруг проморгает радиста? И проверить Шевченко нельзя: выберешься из укрытия, а рядом агент окажется. Солнце садиться стало, тени от деревьев длиннее, прохладнее воздух.

Едва слышный кряк раздался. Вполне возможно – кто-то из местных зашел в лес по ягоды или домашнюю живность пасти. Но Федор достал из кобуры пистолет, пальцем взвел курок. Сам в слух обратился. Агент, если это он, обязательно проверяться будет, кружок вокруг схрона сделает, оценит обстановку. Послышался тихий звук шагов, шелест травы. Логово, где укрывался Федор, на миг закрыла тень, показалась голова в солдатской пилотке. Федор стволом пистолета почти в лоб гостя уперся.

– Замри, если жить хочешь! И руки подними, чтоб я их видел.

Приподнялся Федор, крякнул по-утиному два раза. Через минуту шаги услышал. Потом голос бойца.

– Три шага назад. Товарищ командир, выбирайтесь.

Федор, уже не опасаясь нападения, выбрался из укрытия. Шевченко стоял сбоку от неизвестного, держа его под прицелом автомата. Правильно стоял, чтобы, случись стрелять, Федора не зацепить, не на линии огня. Федор пистолет в кобуру вернул, подошел к неизвестному в солдатской форме:

– Документы!

Солдат нехотя полез рукой в нагрудный карман гимнастерки, протянул солдатскую книжку.

Федор книжку взял, раскрыл. Плохо у немцев с фантазией. Опять пятьсот семьдесят шестой отдельный батальон. Убитый ночью в лесу агент имел тоже их документы.

Не учли, что батальон уже убыл.

– Что делаете в лесу?

– По нужде зашел.

– На опушке нужду справить мог. Руки подними.

Солдат руки поднял. Не понравился его взгляд Федору. Настороженный, напряженный, как будто раздумывает, что предпринять – бежать или офицера ударить.

– Не дури, – предупредил Федор. – Тебе из леса живьем не уйти, везде заслоны.

Федор обыскал солдата. В карманах пусто.

– Снимай сапоги.

Федор не побрезговал, забрался рукой в сапоги, нащупал бумажку, влажную от пота. Достав, развернул. Карандашом цифры, причем группами по пять. Шифрограмма. Отправленный текст обычно сжигали сразу после эфира. Этот, наверное, получил при сеансе радиосвязи. Бумага с цифрами – улика.

– Сам все расскажешь?

– Вы о чем? – наигранно удивился солдат.

– О рации, о шифровке этой?

– Не знаю ничего, товарищ командир! – уперся задержанный.

– Тогда я тебя на месте пристрелю. На колени!

Побледнел солдат. Вид у офицера злой, на лице щетина двухдневная. Такой может. Еще не веря в угрозу, опустился на колени.

– Кто главный в группе?

– Если вы, товарищ командир, имеете в виду взводного или командира роты…

Солдату Федор договорить не дал, выстрелил. Но не в голову, а в ухо. Солдат закричал. Из пробитого пулей уха кровь потекла, на гимнастерку закапала. А близкий, почти в упор, выстрел оглушил. Боль, кровь, звон и шум в ухе. А Федор ствол к переносице поднес.

– Или говоришь, или пулю в лоб получишь. У меня времени на пустые разговоры нет.

Вот тут солдат испугался. Похоже, офицер не пугает, выстрелит. Вон какие глаза злые, жестокие.

– Скажу, – нехотя выдавил солдат.

По документам он Баринин, сержант.

– Поднимись. Где укрывались, сколько человек в группе, задание?

– Деревня за леском. Беседино. Группа из трех человек. Задание – следить за передвижением по железной дороге и за шоссе.

– И только-то? Для этого не нужны три человека. Недоговариваешь, я могу рассердиться.

– Третий – диверсант. На станции Садки топливохранилище располагается. Его задача – уничтожить. Ильин должен был подход к базе обеспечить.

Радиста надо в Великие Луки доставить, допросить по всем правилам. В лесу, у места, где рация спрятана была, следовало получить первые сведения, сломать психологически. Если начал говорить, то и дальше будет. Кроме того, как можно быстрее надо арестовать или уничтожить диверсанта. «Сержант» убит, радист задержан, своевременно не вернется, и диверсанта это насторожит – уйдет на другое место. Наверняка на такой случай заготовлен запасной вариант, а может, и не один.

– Как ты от зачистки ушел? – Федору этот момент интересен был.

– После сеанса рацию спрятал в заранее присмотренное место, уходить стал. А тут солдаты. Ильин сказал: я отвлеку, ты уходи. Я влево – вправо, везде солдаты. Да еще темно. На дерево влез я, затаился. Ваши солдаты подо мной прошли. Потом стрельба. До утра сидел, боялся спуститься. Видел, как убитого «сержанта» в грузовик погрузили. Потом красноармейцы уехали. Я из леса выбрался и в Беседино. Каневцу рассказал, что Ильина убили.

– Постой, Каневец – это кто?

– Подрывник, я говорил – третий в группе.

– Продолжай.

– Он спрашивает: солдаты все уехали? Я сказал – сам видел. Тогда он приказал рацию забрать и с этого леса в эфир больше не выходить. Подозревал он, что у русских пеленгаторы есть. А Ильин смеялся.

Мы из этого леса три раза в эфир выходили. Выходит, прав Каневец оказался.

– Идем. Думаю, предупреждать не надо. Дернешься в сторону – шлепнем сразу.

– Да вы и так расстреляете.

– Ты радист. Будешь сотрудничать, поживешь. Сейчас твоя судьба в твоих собственных руках.

На грузовиках к лесу подъехали быстро, а вот пешком топали до Великих Лук долго, почти час. Подполковник, как Федор вошел в кабинет и доложил о задержанном радисте, удивился:

– Цел? Или помяли?

– Ухо ему прострелил. Раскололся. Машина нужна и несколько бойцов, подрывника взять.

– Действуй. Даю карт-бланш. Бери машину и бойцов сколько надо. Подрывника лучше живым взять, а не получится – уничтожить!

– Есть!

– А радиста ко мне для допроса.

Федор сразу к командиру взвода. Для обеспечения оперативной работы, охраны арестованных и их конвоирования отделам СМЕРШа полагались: в УКР фронта – батальон, в УКР армии – рота, а в отделах дивизий, корпусов – взводы. Все подразделения были укомплектованы транспортом, автоматическим оружием. Все же не сорок первый год.

Федор передал приказ начальника отдела.

– Сколько бойцов надо?

– Одна машина, пять человек.

– Пять минут – и будут готовы.

Федор на кухню побежал. Времени мало, надо успеть перекусить, еще неизвестно, сколько будет длиться операция, когда удастся поесть.

– Только суп остался и хлеб, – развел руками повар. – Да и его для караулов придержал.